Троичанин Макар
Шрифт:
– Я думаю, что пора нам переходить на всех формах обучения к интернатскому содержанию, а, следовательно, и к повсеместному наробразовскому общепиту через соответствующий государственный налог.
– То есть, - заволновался малодетный, - я обязан буду кормить чужих детей?
– А вы не отставайте от других, - посоветовала реформаторша, и оба рассмеялись, довольные решением неразрешимой проблемы.
– Боюсь, однако, что могут возникнуть нешуточные трения с ВТО, - всё ещё сопротивлялся он, сдаваясь.
– Это ещё почему? – возмутилась она.
– А куда они будут сплавлять искусственную жратву со вкусовыми и цветовыми химическими добавками в броских коробочках и пакетах, которые так любят наши беспризорные дети? Продают-то втридорога! Обманные миллионы долларов липнут и к их карманам и к карманам наших чинуш, радеющих за народ.
– Вот что, - остановилась Вера Васильевна на выходе из леска. – Давайте обсудим это препятствие завтра. Приходите к семи, - и чуть помедлив, добавила, - если захотите, конечно. А теперь нам с Юлей пора, у нас, к сожалению, нет консенсуса со свободным временем. До свидания! – и она свернула влево, на еле заметное ответвление от тропы.
– До свидания, - запоздало попрощался Иван Ильич вслед, твёрдо решив: «не приду!» и свернул с тропы на правое ответвление. Дарька безропотно последовал за ним, и стало понятно, что собаки тоже привыкли здесь прощаться.
Марья Ивановна, похоже, опять караулила его за дверью. Как ни старался он тихо пробраться на площадку и беззвучно вставить ключ в замок, чтобы не побеспокоить беднягу, она тут же вышла, и по скорбному виду было понятно, что алкаша нет.
– Не пришёл? – спросил Иван Ильич в мизерной надежде, что явился.
Впервые очень захотелось, чтобы беспокойный сосед вернулся, и обеспокоенный сосед готов был даже дать пропавшему на бутылку. Но преданная жена отрицательно покачала головой, а в потускневших, всегда улыбчивых, глазах читалось: «Ну, сделайте что-нибудь, ради бога!» В нём всё встало дыбом: «Почему я? Почему все всегда лезут ко мне?» Но возмущался и сопротивлялся зря, потому что это его судьба – помогать всем. Почему-то все всегда понимали: этот поможет, этот не откажет. Вдруг мелькнула спасительная мысль:
– Марья Ивановна! Вы же знаете, где обитает наш участковый, не раз бывали по делам мужа. Сходите к нему, он всё сделает как надо, это его прямая обязанность.
Иван Ильич открыл, наконец, свою дверь, пропустил Дарьку и прежде, чем спасительно скрыться за ней, ещё подсказал:
– Не забудьте взять паспорта.
Задавливая постыдное состояние, он оправдывал себя тем, что теперь не один, и должен, в первую очередь заботиться о малыше. Да, честно говоря, и о себе тоже – надоело быть скорой помощью для всех.
– У-уф! – шумно выдохнул и прошёл на кухню.
День, теряя краски, давно уже клонился к сумеречному вечеру, и пора кормить уставшего питомца, а не разыскивать пьянчугу. Дарька, намекая, уже занял выжидательную позицию на пороге.
– Чего бы ты поел? – спросил кормилец.
Подопечный постучал обрубком по полу, давая понять, что согласен на всё, лишь бы побольше. Иван Ильич не был рабом желудка, Элеонора приучила к спартанской кухне, в которой главными были натуральные белковые продукты и, в первую очередь, мясо без всяких портящих разносолов. Поэтому сейчас они ели: один - мясо с гречкой, другой – гречку с мясом. Насытившись, кто от пуза, кто от мощей, прилегли на диван, собираясь поразмыслить о прошедшем дне и прикинуть планы на будущий, но им помешали: противно завыла сигнальная гаишная сирена мобильника. «Элеонора!» - подумал Иван Ильич и не ошибся.
– Ты дал ей деньги? – спросила без всяких вежливых вступлений.
– Дал, - сознался, шумно вздохнув.
– Мы же договорились! – повысила она голос.
– Я вынужден был денонсировать договор в связи с возникшими форс-мажорными обстоятельствами.
– Объясни!
– Не могу: у нас есть договорённость о неразглашении договоров.
– Идиот… - оставила женщина последнее слово за собой.
«И она права», - оправдал бывшую жену бывший муж, - «но идиотом я стал, когда вышел за неё замуж». Небольшая телефонная встряска отбила, однако, охоту к отдыху, а удачная перепалка даже подвигла к подвигам.
– Дарька! – весело обратился он к товарищу. – Неделя кончилась, а мы с тобой немытые. Не заняться ли нам этим грязным делом? – Но Сударь, уткнувшись мордой в ложбину между спинкой и ложем дивана, никак не реагировал на чистое предложение. – Вот те на! – с укоризной попенял притворщику Иван Ильич. – Задремал, что ли? – Пёс не шевелился. – Да на тебе грязи полбазара! – стыдил чистоплюй. – А ты об меня трёшься!
Он легонько перевернул малыша, и тот, согнув передние лапки и широко расставив вытянутые задние, лежал на спине с закрытыми глазами, отвернув голову. Ему сегодня больше ничего не хотелось, только бы заснуть, желательно в тепле и тишине, и ещё более желательно под боком у хозяина или, в крайнем случае, у спинки дивана.