– Ваши усилия?

– Да, мои и моего фонда. Это составляет заметную часть исследований, которые мы финансируем.

– Но какой же опасности можно ожидать от ЦРУ?

– Я понимаю, что ЦРУ появилось лишь через несколько лет после войны, но оно унаследовало оперативный контроль над этими агентами. Существуют исторические аспекты, которые кое-кто из старой гвардии ЦРУ предпочел бы оставить неприкосновенными. Чтобы гарантировать это, некоторые из них готовы пойти на весьма экстраординарные меры.

– Извините, но я не могу этому поверить. ЦРУ не способно убивать людей.

– Да, теперь, – с саркастическими нотками в голосе согласился Ленц. – После того, как эти ребята убили Альенде в Чили, Лумумбу в Бельгийском Конго, устраивали покушения на Кастро. Нет, закон, безусловно, запрещает им заниматься такими вещами. Так что теперь они «используют внешние ресурсы», как вы, американские бизнесмены, любите выражаться. Они нанимают вольных стрелков, используя для этого длинные цепочки посредников, чтобы никто и никогда не смог бы найти связь между наемными убийцами и американским правительством. – Ленц умолк, а затем добавил: – Мир намного сложнее, чем вы, похоже, считаете.

– Но ведь все это – давняя и не имеющая отношения к современной жизни история!

– Вряд ли ее можно назвать не имеющей отношения к жизни, особенно если вы – один из людей, живших в те давние годы и в значительной степени причастных к этой самой истории, – непреклонно продолжал Ленц. – Я говорю о престарелых государственных деятелях, отставных дипломатах, бывших высокопоставленных чиновниках, прежних сановниках, которые в молодости сотрудничали с Бюро стратегических служб. Думаю, что, когда они сидят в библиотеках и пишут свои мемуары, они не могут не испытывать некоторой неловкости. – Он пристально вгляделся в прозрачную жидкость в своем стакане, как будто надеялся что-то там увидеть. – Это люди, привыкшие к власти и почету. Им совершенно ни к чему открытия, которые бросили бы тень на их золотые годы. О, конечно, они не устают говорить себе, что все, сделанное ими, служило на благо своей страны, помогало сохранить доброе имя Соединенных Штатов. Во имя общего блага делается так много зла! Это, мистер Хартман, мне доподлинно известно. Старые одряхлевшие псы бывают самыми опасными. Можно позвонить по телефону, попросить об услуге. Наставники могут взывать к лояльности своих воспитанников. Перепуганные старики решили по крайней мере умереть, сохранив свои добрые имена в чистоте. Как бы мне хотелось разрушить весь этот сценарий. Но я знаю, что представляют собой эти люди. Слишком хорошо я изучил человеческую природу.

Снова появилась Ильзе. В руке она держала небольшую книжечку в кожаном переплете; на корешке Бен разглядел тисненые золотые буквы: Гёльдерлин.

– Вижу, джентльмены, вы все еще продолжаете обсуждать ту же тему, – сказала она.

– Так что вы, конечно, понимаете, – почти спокойным голосом произнес Ленц, обращаясь к Бену, – почему нам приходится быть в некоторой степени настороже. У нас много врагов.

– Моему мужу часто угрожают, – добавила Ильзе. – Есть крайне правые фанатики, почему-то считающие его ренегатом, человеком, предавшим дело своего отца. – Она холодно улыбнулась и вышла в соседнюю комнату.

– Если говорить откровенно, эти фанатики волнуют меня меньше, чем корыстные псевдорационалисты, которые просто не могут понять, почему я не хочу оставить в покое спящую собаку. – Взгляд у Ленца был тревожным. – И которые могут подбить своих друзей на достаточно резкие действия для того, чтобы их золотые годы так и остались в глазах людей золотыми. Но я увлекся. У вас были какие-то вопросы, касающиеся послевоенного периода, вопросы, на которые я, по вашему мнению, мог бы найти ответы.

Юрген Ленц рассматривал фотографию, держа ее обеими руками. На его лице застыло напряженное выражение.

– Это мой отец, – сказал он. – Да, это он.

– Вы очень похожи на него, – заметил Бен.

– Настоящий наследник, да? – с ощутимым сожалением в голосе отозвался Ленц. Теперь он уже не был очаровательным приветливым хозяином. Он пристально вглядывался в снимок. – Помилуй бог, нет. Этого не может быть. – Он откинулся в кресле; его лицо сделалось белым, как бумага.

– Чего не может быть? – Бен был неумолим. – Расскажите мне, что вам известно.

– Это не подделка? – реакция Ленца оказалась точно такой же, какой была у историка Карла Меркандетти.

– Нет. – Бен глубоко вздохнул и твердо повторил: – Нет!

Гибель Питера, Лизл, и кто знает, скольких еще людей – бесспорная гарантия подлинности этой фотографии.

– Но ведь «Сигма» – это миф! Сказки старых бабушек! По крайней мере мы все убеждали себя в том, что дела обстояли именно так.

– Значит, вы знаете о ее существовании?

Ленц наклонился вперед.

– Вы должны помнить, что в той суматохе, которая творилась после войны, ходило много самых диких слухов. Один из них и был легендой о «Сигме», чрезвычайно засекреченной и совершенно неприступной организации. Поговаривали о том, что ведущие промышленные магнаты всего мира заключили между собой нечто вроде союза. – Он указал на два лица. – Что такие люди, как сэр Элфорд Киттредж и Вольфганг Зибинг, один всеми уважаемый, а другой всеми отвергнутый, организовали совместное дело. Что они тайно встретились и заключили секретный договор.

– И какова же была суть этого договора?

Ленц безнадежно покачал головой.

– Увы, но я этого не знаю, мистер Хартман; вы позволите называть вас Бен? Сожалею. Но я до сегодняшнего вечера никогда не принимал эту историю всерьез.

– И не знали об участии в этой организации вашего собственного отца?

Ленц снова медленно покачал головой.

– Вы знаете куда больше меня. Возможно, об этом что-то знает Якоб Зонненфельд.

Зонненфельд… Зонненфельд был самым известным из остававшихся в живых охотников за нацистами.