Водопад просит показать мои детские фотографии.

— Я хочу узнать тебе лучше! Обычно этого нельзя делать с мужчинами, в их прошлом вообще не стоит проводить раскопки, одни сплошные разочарования. С тобой — иначе. Даже если накопаю что-либо компрометирующее, то все равно приму это. Мы срослись всеми меридианами и параллелями!

Отшучиваюсь, говоря, что я родился старым, как Бенджамин Баттон, и детство мое впереди:

— Тебе придется меня нянчить. Надеюсь, к этому времени ты не состаришься, и у тебя не будут дрожать руки...

Скрываю за улыбками то, о чем трудно вспоминать. У меня нет фотографий. У меня и не было толстого детского альбома с картонными страницами и бархатной обложкой. Меняю тему, выхожу в магазин якобы за сигаретами. Спускаюсь к набережной, а в голове чтото зреет относительно воспоминаний, пухнет, обрастает подробностями. Что это — понять не могу. Но оно точно сдвинет меня в сторону верного решения. Надеюсь. Получаю эсэмэс от Водопад: «Во мне столько любви, что ее хватило бы на всего тебя, от детства до сегодняшнего дня. А если примешь, то и дальше. Купи персики».

Мне светло внутри, легко дышится, рядом понимающий человек, но я все равно много думаю. Вопросы липнут, как клейкая лента, избавиться от них сложно, так и носишься с ними, перекладывая из одного места в другое. И с каждым разом их становится больше, вот-вот станут тяжелым грузом, таская который медленно сгибаешься вопросительным знаком.

Сегодня утром я проснулся в семь, несмотря на субботу, снова перебрал в уме все вопросы и отправился на пробежку. А там взял и выбросил их из головы, разом. Задышалось легче. Утро переливалось вокруг жизнерадостным сиянием. Джулия с дочерью выгуливали изрядно подросшего кролика в траве, соседка-фотограф со второго этажа, развешивая разноцветные майки на балконе, напевала песню об улетающих на юг птицах. Странно, я почти физически слышал шум воды, какой слышишь, поднеся к уху раковину. Это моя Водопад, она во мне.

Я спускался пешком к набережной мимо стены из красного кирпича, в воздухе пахло осенней прохладой, погода вовсю сентябрила — и я радовался этому началу. Началу дня, началу себя. Мы привыкли откладывать все на завтра, а ведь счастливым надо становится уже сегодня. Как важно осознать, что причин быть несчастным прямо сейчас у тебя нет. То, что тянется из прошлого, — не в счет, его можно держать на расстоянии. Прошлое, как старинный фолиант: пока не откроешь его, не вчитаешься, он не заговорит.

Преодолев какой-либо жизненный период, мы прокладываем между ним и началом следующего особое нейтральное пространство, разделительную черту. Делаем это, разрывая множество связей, сжигая не один мост. Пытаемся отделить одну веху от другой. Не самая верная тактика: если мы будем отказываться от чего бы то ни было, считая это плохим или недостойным, то со временем разучимся благодарно принимать новое. Ведь истина познается в сравнении. Надо, надо принять все оттенки жизни, все пройденные тропки, неважно с кем и в каком состоянии пройденные... Все это наше, все один-единственный путь.

Я на ходу придумываю, чем порадовать Водопад, и сворачиваю в кондитерскую «Сильвия», что в двух кварталах от моего дома. Внутри все белое-белое, у продавцов шапочки в форме безе, а всю выпечку можно попробовать перед тем, как купить. Владелица кондитерской — пожилая украинка, у нее маленькие руки-пышки, необычайно ласковый взгляд и кожа цвета молочной пенки. Надя улыбается даже в самую ненастную погоду. Если попросить ее совета по поводу выпечки, она сначала обязательно поинтересуется настроением.

«Если хандра замучила, то попробуйте шоколадные трюфели с диким медом, я его сама привожу из Башкирии. Переживаете безответную любовь? Советую кусочек брусничного пирога. Я в него еще корицу добавляю для усиления иммунитета. В трудных случаях самое оно! Замучила рутина, хочется чего-нибудь необычного? Мармеладно-миндальное печенье подойдет лучше всего! Тесто творожное, легкое, пышное — не бойтесь, не поправитесь».

Сегодня я беру вишневый пирог — он у Нади бесподобный, и Водопад от него без ума.

— Будьте осторожны, — смеется Надя. — Вишневый пирог усиливает привязанности.

— Чего остерегаться? Это же прекрасно, — отвечаю я, направляясь к кассе.

Рано или поздно мы все приходим к отметке насыщения всеми видами человеческих отношений. Это может произойти завтра или послезавтра, в следующем году или через несколько лет. Такое состояние называют зрелостью. По мне — слишком пафосно. Все проще: ты понимаешь, что все произошедшее и все, что может произойти, больше не проникнет так глубоко в тебя. Не из-за наращенной брони. Просто в тебе так много всех видов отношений, что новым нет места. И тогда ты проходишь мимо них, да, заполненный по горло и израненный до дна, но сильный в собственном богатстве.