Верхняя площадка вышки была огорожена и походила издали на скворечник. К ней вели десять пролетов крутой лестницы с заледеневшими ступеньками. Чем выше поднимались люди, тем сильнее становился ветер. У самой площадки он, в сочетании с морозом, пронизывал одежду насквозь.

На площадке было чуть теплее. В сторону Башни смотрела подзорная труба на треноге, кинокамера и крупнокалиберный пулемет, у которого возились двое парней в танковых шлемах. Третьим оказался профессор Гришин, поглядывающий в окуляр трубы и записывающий что-то в блокнот.

— Константин Семенович? — хмуро удивился Ивашура. — Вы-то как здесь оказались?

— У них аппаратура лучше, — сказал Гришин серьезно. — Вот и забрел.

Бородатый Меньшов блеснул крупными зубами:

— Аппаратура у нас действительно неплохая, но Константин Семенович явился к нам по другому поводу Предлагает провести один совместный эксперимент.

Ивашура хмыкнул:

— Интересно. Что же это за эксперимент, который может заинтересовать физика и эколога одновременно?

— Ничего противозаконного, — усмехнулся тонкими губами Гришин, пряча блокнот. — Моя специальность — экология человека. Позволю напомнить, что это направление экологии изучает общие закономерности взаимоотношений природы и общества. Подчеркиваю: природы и человека, а не сообществ растительного и животного мира.

Ивашура прильнул глазом к окуляру трубы.

— Вы хотите сказать, что объектом экологии может быть не только популяция или экосистема, но и техносфера?

— Совершенно верно Техносфера как часть экосферы Земли.

— А в качестве конкретного локального объекта вы избрали Башню, предполагая ее искусственное происхождение…

— С вами страшно разговаривать, вы все знаете наперед!

— Положим, не все, но, по имеющимся данным, человек эту Башню на Земле не строил, выдвигались гипотезы, что она сделана пришельцами, иными разумными существами.

— Вполне допускаю, однако это мало что меняет Башня — искусственное сооружение, значит — часть техносферы, пусть и не земной.

Ивашура вдруг насторожился, поднял руку, призывая к молчанию. От Башни докатился крик паука, ослабленный расстоянием.

— “Глаз дьявола”, — сообщил один из наблюдателей.

На стене Башни почти под самыми облаками разгорелся мигающий желтый зрачок, продержался с полминуты и погас. Зазвонил телефон. Меньшов снял трубку, выслушал, буркнул: “Хорошо”, — и положил трубку.

— Две тысячи рентген в импульсе, дальность затухания около пятнадцати километров. Это уже пятый “глаз” за сегодняшний вечер. Активность Башни растет не по дням, а по часам.

— Завтра вечером или ночью будет пульсация, — кивнул Ивашура. — Готовьтесь. — Повернулся к Гришину. — Итак, Константин Семенович, что за эксперимент вы предлагаете провести?

— Не один, а целых два. Первый — попробовать опустить зонд с телеаппаратурой на Башню сверху, на ее размытую вершину. А еще меня интересует “зона ужасов”. Никакого излучения — ни частиц, ни полей — аппаратура, установленная в самой зоне, не регистрирует, тем не менее какое-то поле, вызывающее у людей ощущение страха и другие негативные эмоции, должно существовать. У биологов есть датчики, которые могут замерить биотоки, “электрические наводки” в нервных окончаниях и узлах Надо просто нацепить эти датчики и побродить по зоне.

— Ну, вы и садист, Константин Семенович! — пробормотал Гаспарян

Физики засмеялись Гришин тоже улыбнулся

— Я предлагаю в качестве “кролика” себя.

— Суть ясна, — произнес Ивашура. — Но в последнем случае не вижу связи с физиками. Скорее, это должно интересовать биологов и медиков. Ах нет, простите, понял. Излучение?

Бородач кивнул.

— Нас тоже интересует излучение. До сих пор человечество знало только три вида излучений: электромагнитное — от сверхдлинных радиоволн до жестких гамма-лучей, гравитационное и излучение частиц от адронов — протонов, нейтронов, мезонов, до лептонов и разного рода пси, кси и других странных частиц. Если мы не обнаружим в “зоне ужасов” какой-нибудь из перечисленных видов излучения, значит, либо наши теории неверны, либо существует излучение, о котором мы ничего не знаем.

— Может быть, инфразвук или ультразвук?

— Звукорегистраторы молчат, по сообщениям соседей.

Соседями физиков-ядерщиков были физики лаборатории звука.

— Ну, у них еще есть неиспользованные возможности, — заметил Гришин. — Я был у них, они готовят к запуску в “зону ужасов” какой-то сверхчувствительный звукозаписывающий аппарат.

Ивашура задумался, нахохлившись, спрятав руки в карманы полушубка. Заверещал телефон. Меньшов снова снял трубку, выслушал, буркнул: “Здесь”, — и передал трубку начальнику экспедиции.

Звонил Богаев.

— Старостин говорил с Москвой, — сказал он с сопением. — Приедет кто-то из ЦК.

Ивашура молчал.

— Ты слушаешь?

— Да.

— Пульсация скоро?

— Вероятно, ночью. Слушай, Владлен Денисович, что ты за душу тянешь? Выкладывай, что там произошло.

Богаев помолчал, прочистил нос и сказал:

— Звонили из метеоцентра. Башня изменила метееобстановку в районе. Мы-то в спокойной зоне, аналогичной “глазу тайфуна”, а в округе в радиусе ста километров начались ураганные ветры, метели, снегопады с градом.