— Будь я мужчиной, вот бы уж влюбилась в тебя до смерти!

— Оставь.

— Ты просто не понимаешь, как ты хороша! Ну что я против тебя? Хворостинка.

— Оставь, пожалуйста. Ты моложе меня на целых четыре года.

— Чепуха!

— Недавно соседка по квартире завела со мной разговор о войне, о победе и спохватилась: «Да ты же, Клара, сама все помнишь». Я смутилась, сказала ей, что родилась после войны. Тогда и она смутилась и перевела разговор на другую тему. Видишь, значит, молодость прошла, если меня солдатки принимают чуть ли не за ровню.

— Ну уж ты совсем, дорогая моя, записалась в старухи!

— Недаром горько шутят, что у женщины вроде и не бывает третьего десятка лет. Двадцать, а потом сразу тридцать, и все — песенка наша спета.

— Хорошенькое дельце! Откуда у тебя такие настроения? Олег Леонтьевич никуда от нас не денется!..

Как раз в это время он и вошел в прорабскую конторку. Девушки замолчали.

Олег сел на свое место, положил руки на стол, тяжело облокотился, точно с утра, не разгибаясь, возил тачку.

— Ухожу от вас, — не поднимая головы, сказал он.

«Нет-нет, не может быть!» — встрепенулась Клара.

— А куда, интересно знать? — немедленно спросила Саша.

— Переводят на домну.

— И вы согласились, Олег Леонтьевич? — тихо спросила наконец и Клара.

— Почему бы нет? Хватит мне строить эти коробочки. Поработаю на домне.

— На кого же вы нас покидаете, милый дядюшка? — притворно вздохнула Саша, но, встретив недовольный взгляд подруги, тут же покорно замолчала.

— Поработаете с Никитиным.

— О-о, весь наш участок будет в трауре, весь женский монастырь! — не удержалась опять Саша. Он не удостоил ее ответом.

— Возьмите с собой и мою бригаду, Олег Леонтьевич, — сказала Клара.

— Домны, как известно, в штукатурке не нуждаются.

Она вспыхнула и опустила голову.

Со двора долетели гулкие удары в рельс — обеденный перерыв кончился.

— Давайте по местам, женский монастырь. Слышите, звонят? — Олег встал, подошел к участковому графику, висевшему в простенке.

Вторая половина дня показалась Кларе неимоверно долгой. Она делала привычное дело рассеянно — едва не начала красить подоконник в желтый цвет.

— Ты иди, я задержусь немного, — сказала она Саше после работы.

— Только, смотри, без глупостей, нечего унижаться перед ним.

«Легко сказать не унижаться, — подумала Клара. — А если другого выхода нет? Да и вообще кто-то должен поступиться самолюбием. Без этого, наверное, не обходится ни у кого».

Ей повезло: в прорабской, кроме Олега, никого не было. Он готовил акт о сдаче строительных объектов.

— Ты еще здесь? — спросил он тоном очень занятого человека, которому никак не дают собраться с мыслями.

Клара присела в сторонке, у самой двери, чутко прислушалась — не идет ли кто по коридору. Олег проследил за ней, насторожился.

— Говори, в чем дело? Мне некогда.

— Неужели вы, Олег Леонтьевич, не догадываетесь, что я не могу без вас?!. Неужели... — Она осеклась, нечаянно встретив его взгляд, в котором раздражение сейчас же сменилось испугом, даже страхом.

— Что с тобой, Клара?

Она уже все поняла и готова была сорваться с места и выйти в коридор, чтобы не видеть этого испуга в его глазах, но у нее не хватило сил. Тогда она сказала, подавляя в себе остаток гордости:

— Без вас мне и белый свет не мил...

Наступила тягостная пауза. Олег совершенно растерялся и не знал, как лучше ответить ей, как успокоить, не обнадеживая. Он встал, подошел, сел рядом, взял ее отчего-то озябшую руку.

— Спасибо, Клара... Во всяком случае, я и предположить не мог, что ты... Но поверь, это со временем должно пройти... — И он начал было рассказывать о том, как сам когда-то ошибался в своих чувствах...

— Не нужно, Олег Леонтьевич. — Она решительно отняла руку, поднялась. — Можете думать обо мне что угодно.

— Клара!

Она поспешно оглядывала комнату, ища свою хозяйственную сумку, пока не вспомнила, что сумка у нее под стулом.

— Прощайте, Олег Леонтьевич... — глаза ее, полные слез, горели нестерпимым блеском.

— Не надо так, Клара...

Она быстро вышла, почти выбежала, чтобы не расплакаться при нем.

Но зато уже в полутемном коридоре недостроенного дома она наревелась досыта. Когда немного отлегло от сердца, привела себя в порядок и пошла к трамвайной остановке. «И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать...» Только сейчас поняла она до конца, какого мужества требует любовь от человека.