— Да что с вами, Валентин Антонович?

— Нужно ли объяснять, что со мной, если я не могу без вас обходиться. Вы можете думать обо мне что угодно, только не гоните.

— Да что за роман, когда идет война? Опомнитесь, Валентин Антонович.

Он снова закурил, пожалев, что трубку потерял во время ночного боя. Пчелы тут же, почувствовав дымок, отлетели подальше от улья. Он проследил за ними, сказал в сторону:

— А полковник Родионов благословляет нас политотдельской властью.

— Нас?

— Меня, одного меня.

— Идите, Валентин Антонович, неудобно.

— Повинуюсь долгу и любви.

— Долг выше.

— Вы вся в мать, как говорит Сергей Митрофанович.

— Мне до мамы далеко.

— Никак не могу понять, отчего в ваших глазах эта переменная облачность? Откуда? Встряхнитесь наконец, Полина Семеновна.

— Оставьте, пожалуйста.

— Не сердитесь, ухожу... Между прочим, немцы могут повторить атаку, не дожидаясь, пока мы двинем на плацдарм все подчистую. Так что готовьтесь ко всяким неожиданностям..

И он, учтиво козырнув, направился к ореховой роще, которая вовсе отцвела за эту ночь, вернее не отцвела, а сбросила последний цвет-подгон в свежие воронки.

Полина присела на мшистый, бархатный пенек рядом с землянкой. Это нескладное — наполовину сбивчивое, наполовину дерзкое — объяснение Богачева застало ее врасплох: она не ждала его так скоро. Она вообще не ждала никакой любви, считая любовь противной духу военного бытия. Мало ли кто пытался ухаживать за ней на фронте (здесь и самая неприметная женщина — королева). Тем более уж не придала она значения мимолетной встрече со щеголем-майором на раскисшем, в грязевых раскатах большаке между Бугом и Днестром. Что же теперь? А-а, да все пройдет со временем. Только бы не затянулась оборона до конца лета. В наступлении не до страстей-мордастей, там еле поспевай за матушкой-пехотой, у которой и следует поучиться выдержке, терпению, мудрому отношению ко времени, оно же недаром засчитывается на войне год за три.

Майор Богачев оказался, к сожалению, прав: немцы повторили мощный удар по всему, плацдарму на исходе ночи одиннадцатого мая, ровно через сутки. На этот раз они поддержали своих гренадеров танками. К рассвету им удалось прорвать оборону соседней гвардейской дивизии — и оголенный правый фланг генерала Шкодуновича не выстоял. К тому же его штаб, находясь всего в четырех километрах от передовой, сразу угодил под артогонь и потерял телефонную связь с полками. Работали одни рации. А тут еще вышел из строя сам комкор, раненный осколками в лицо.

События принимали драматический характер: немцы ворвались в село Шерпень. Ломая сопротивление гвардейцев, они стали обтекать справа дивизии Шкодуновича, пытаясь отрезать их от штабов.

Ничего другого не оставалось, как с боем отходить к Днестру.

Не мудрено, что в этой кутерьме о маленькой группе Карташевой позабыли. Она решила ждать пехоту, пока та не приблизится к медпункту, чтобы вместе с ней отойти к реке. Благо у девчат не игрушечные дамские штучки-браунинги, а настоящие пистолеты, у Галины даже трофейный парабеллум. Взяла с собой Полина и автомат, который охотно носила ее «оруженосец» Ольга.

По мере того, как светало и четко рисовались кроны дальних буковых деревьев, бой надвигался на обжитую поляну с одиноким ульем на опушке ореховой рощи. Полина стояла на лестнице, ведущей в землянку: стрельба то немного унималась, то яро вспыхивала с новой силой, перебиваемая частыми разрывами гранат. Лес в точности повторял звуковую картину боя, и шальная пальба беспрерывными накатами захлестывала речную пойму. (Лес — лучший резонатор войны, неимоверно усиливающий ее голос.) Полина старалась не поддаваться страху многоступенчатого эха, но девчонки, оглушенные эхом, растерялись.

Над садами вымахнула вереница «юнкерсов». Началась безнаказанная бомбежка. Она вмиг перекрыла ружейный треск и гранатные всплески. Теперь даже лес не успевал отвечать на бомбовые удары. Землянку встряхивало так, что уже не ксилофониым звоном звенели сухие бревна, как во время пушечного обстрела, а тяжким стоном стонал весь потолок и ручьями стекала земля на пол.

Когда «юнкерсы» улетели, Полина снова поднялась по лестнице до плеча. Из орешника выбегали солдаты. Она с облегчением вздохнула: с ними-то уж никакой черт не страшен. Она верила пехоте больше, чем танкам.

— Девочки, уходим, — сказала Полина сестрам.

Она не знала, что батальон, который вышел прямо на медпункт, значительно поотстал от других, исполненный гневной мести за погибшего комбата, что этих, солдат вел сейчас майор Богачев, оказавшийся в центре событий. Она ни о чем таком и не догадывалась. И была довольна уже тем, что находится среди бойцов.

— Люда, отправляйтесь-ка с нашим имуществом на берег, — распорядилась Полина.

Молчунья Иванова запротестовала. Тогда она прикрикнула на нее, и девушка неохотно подчинилась.