Шрифт:
Себастьян повернулся, чтобы посмотреть на жену. И долго не сводил с нее глаз. Атмосфера вокруг них стала тяжелой, как это обычно бывает сразу после любовного экстаза, обнажающего душу.
– Порой ты заставляешь меня склонять перед тобой голову в знак уважения, – промолвил он. – И предлагаешь мне такие дары…
Приподнявшись, он лег на Одрианну – кожа к коже, тело к телу. Он посмотрел ей в глаза.
– Почему ты хочешь подарить мне это, если правда была так важна для тебя? – спросил он.
– Потому что ты для меня теперь гораздо важнее, – ответила Одрианна.
– Стало быть, это дар любви? – спокойно спросил Себастьян.
Этих слов она от него не ожидала, поэтому ей было очень трудно ответить на этот прямой вопрос. Но все же, помолчав, она произнесла:
– Да, это дар любви.
Он оставался задумчивым. И взгляд его все еще бередил ее душу. Но тут на его лице появилась знакомая улыбка, от которой у Одрианны, как обычно, слегка кружилась голова.
– Тогда я с любовью принимаю его, Одрианна, – промолвил Себастьян. – Ты получишь много любви. Так много, что даже не представляешь.
При этих словах боль, мучившая ее, превратилась в радость. Ослепительную и сверкающую радость, какой Одрианна не испытывала ни разу в жизни. Она искрилась в ее теле, выплескивалась наружу и возвращалась назад, и Одрианна смеялась от удовольствия. И Себастьян тоже смеялся вместе с ней, а потом они подарили друг другу сладчайший поцелуй.
Он лишь слегка шевельнулся, но она тут же с готовностью приняла его в себя. Их тела соединились следом за их сердцами.
– Ты передала ему мои слова? Он не сказал мне ни слова. Сидел рядом со мной за завтраком с таким видом, как будто ничего не знает! – сообщил Морган Одрианне спустя несколько дней.
– Нет, я ничего ему не рассказала, – призналась Одрианна. – Мне кажется, Себастьян решил пойти каким-то иным путем.
Маркиз нахмурился. Ей показалось даже, что сейчас он сожалеет о том, что был так откровенен с ней. Хотя, возможно, действительно жаждал публичного осуждения.
– Что бы мой муж ни решил, он не примет вашей жертвы. – Одрианна указала на стул. – Он будет бороться за вас, потому что верит, что вы снова сможете ходить.
– Если это у меня получится, Себастьян только проиграет, потому что многого лишится, – заметил Морган.
– Это невозможно, – сказала Одрианна. – И ему не нужна ваша жизнь – ни в качестве дара, ни в качестве жертвы. Себастьян с радостью вернет то, что принадлежит вам, как только вы обретете способность всем воспользоваться.
Похоже, ее слова не убедили маркиза.
– Это он тебе сказал?
– Я и без его слов понимаю, что это так. Я уверена.
Морган скептически улыбнулся.
– Я уверена, – повторила Одрианна.
Это поразило маркиза. Чтобы сменить тему, он вынул из кармана часы.
– Скоро придут Кеннингтон и Саймс-Уилверт, – промолвил он. – Позови, пожалуйста, доктора Фенвуда: я хочу немного посидеть возле окна до их прихода. Но не уходи совсем. Как только Фенвуд уйдет, возвращайся.
Выйдя из комнаты, Одрианна отправила к маркизу верного слугу. Едва доктор Фенвуд вышел от него, она вернулась в комнату маркиза, который теперь сидел около окна.
– Мир так прекрасен, – пробормотал он.
Встав у него за спиной, Одрианна тоже выглянула в окно, на сад, где среди зеленых растений, деревьев и серых, выложенных камнем дорожек буйствовали яркие весенние краски.
Пока они восхищались садом, там появился человек. Следом за ним – двое других. Трое мужчин вошли в сад и направились к дому по дорожке. Затем они остановились и стали о чем-то говорить.
Маркиз прищурился.
– Что это он делает? – воскликнул он. – Почему он остановил Кении и Саймса?
Одрианна не знала. Но она видела, что говорит в основном Себастьян, хоть и не слышала, что именно. Двое других мужчин слушали его. Очень внимательно.
– Похоже, ты ошибалась, – вымолвил Морган. – Создается впечатление, что брат потребует, чтобы правосудие наконец восторжествовало.
Кеннингтону и Саймс-Уилверту было нечего сказать. Они даже не пытались защититься или как-то объясниться. И потому они лишь виновато опустили глаза в землю.
– Почему ты подумал… – начал было Кеннингтон. Впрочем, что бы ни пришло ему в голову, это прозвучало бы настолько нелепо, что он сам это понял и замолчал.
– Уверен, что вам обоим и в голову не приходило, что на поле боя могут оказаться солдаты, единственным оружием которых будет вот этот испорченный порох, – промолвил Себастьян.