Разве это голодное чудовище должно отражать зеркало в ванной Алекса? Зачем, зачем я вообще сюда пришла? Зачем я надавила на Зою, чтобы спровадить ее?

Кого я хочу обмануть? Мне никогда не стать Зоей — живой, теплой, невинной, наивной, которая смотрит на Алекса пылким взглядом юности, чьи губы знают вкус йогурта и сливочного чизкейка, а не насильно отнятой крови, в чьем чреве может зародиться новая жизнь — то, чего я никогда не смогу дать Алексу. Между нами может быть только короткий роман сродни курортному. И никогда в моей проклятой вечности не будет ни каникул у моря, ни южного загара на коже, ни перламутрового колечка на пальце. А уж тем более — свадебной фотографии, обручального кольца и медового месяца с Алексом. Подсознание, вмешавшись в мои сны, сыграло со мной злую, бессердечную шутку. Как я могла в нее поверить? Как я могла хотя бы на один вечер допустить, что смогу притвориться обычной девушкой? Да меня ломает от запаха Зои! Если бы девушка осталась здесь еще на пять минут, я бы уже не смогла сдержаться — накинулась бы на нее на глазах у Алекса, превратившись из красавицы в чудовище, в монстра из ужастиков…

— Лиз! — Алекс деликатно постучал в дверь, и я кожей, даже через разделяющую нас перегородку, почувствовала исходящее от него тепло. Прижаться бы к нему сейчас всем телом, согреться жаром его кожи, хоть на мгновение почувствовать себя живой. — Чайник закипел.

— Я сейчас.

Дождавшись, пока Алекс вернется в кухню, я торопливо протерла зеркало, которое вновь покрылось влагой. Мне все-таки удалось взять себя в руки, и тьма откупила от моего сердца, а зрачки уменьшились, перестав быть черными дырами. Надеюсь, у Алекса есть кофе. Только его запах может перебить соблазнительный аромат крови Зои, который все еще витал в воздухе, смешавшись с ароматом ее туалетной воды «Дольче вита».

При виде меня Буш, с важным видом восседавший на табурете, зашипел и бросился из кухни, стараясь не коснуться меня ни шерстинкой. А ведь неспроста история подобранного на улице кота насторожила меня в прошлый раз: уж очень этот поступок не вязался с образом охотника. Охотники агрессивны по своей природе, им только дай повод подраться или выпустить пар. Неважно, на ком — на собаке, ребенке, женщине, вампире. Только поднимая руку на женщину, они в душе понимают, что ведут себя скверно, а убийство вампира в их сознании сродни подвигу. Алекс не такой. Он никогда не замахнется на женщину, не ударит лежачего, не сможет пройти мимо того, кто нуждается в помощи, будь то бездомный кот или перепуганная девушка. И уж конечно он не пронзит колом бессильного вампира. Скорее он будет биться с ним насмерть, защищая чью-то жизнь.

Он смелый, сильный, великодушный, настоящий…

— Чай, кофе? — обернулся ко мне Алекс.

— Кофе, — с облегчением выдохнула я и заледенела при виде ножа в его руке. — Что ты собираешься делать? — напряженно уточнила я.

— Колбасу порежу, сделаю бутерброды.

Если он сейчас порежется и я увижу хотя бы кровинку…

— Дай мне. — Я осторожно забрала нож из его ладони. — А ты займись кофе.

— Ну ладно. — В его глазах заплясали смешинки, губы расползлись в улыбке.

Чудак! Думаешь, я хочу тебе понравиться, поэтому прикидываюсь хозяйственной? Да я просто боюсь, что вцеплюсь тебе в глотку, если увижу только каплю твоей крови… А ты все объясняешь понятными тебе причинами. Неудивительно, ведь ты не знаешь, что находишься в одной клетке с хищником.

Бутерброды я резала впервые в жизни: в моей юности и колбасы-то еще не было, а еду готовила повариха, после превращения потребность в еде и вовсе отпала.

Хорошо, я не раз бывала в гостях у Макса и Маши и видела, как Маша хлопочет на кухне. Оказалось, ничего сложного в этом нет. Готовить бутерброды для Алекса было даже приятно.

Напилив хлеба и колбасы, я не торопилась сесть за стол. Стояла у холодильника и украдкой наблюдала за Алексом, который колдовал над туркой. Аромат кофе уже наполнил кухню, прогнал навязчивый образ Зои, и я по глоточку пила этот воздух со вкусом эспрессо, который укрощает жажду, и любовалась Алексом. Пол уходил из-под ног от этого невозможного счастья — быть рядом с ним, видеть его, дышать с ним одним воздухом. Зарисовывать в памяти его мужественный профиль и красивый изгиб губ, вкуса которых мне никогда не узнать, и непослушный вихор на затылке, и родинку у виска, и щетину, едва пробивающуюся на подбородке.

Неважно, что он моложе Макса, главное, что я чувствую себя с ним живой, счастливой, полной сил. Я чувствую, как надрывно стучит в груди мертвое сердце, как бурлит в венах кровь…

Тайком достав мобильный, я сделала снимок Алекса, чтобы любоваться им во время дневной бессонницы. Ужас, до чего я докатилась. Только бы мама не узнала об этом моем визите! Вот уж будет тогда скандал в благородном вампирском семействе по всем правилам театральной трагедии. Два акта и один антракт. В первом акте мама как следует откричится, я даже знаю ее первую реплику с заламыванием рук. «Елизавета! — трагически воскликнет мать, пытаясь воззвать к моему разуму. — Он младше тебя на сто лет! Ну объясни мне, что у вас может быть общего? О чем ты с ним будешь разговаривать?» Потом она сбегает наружу, восполнит утраченные силы кровью какого-нибудь неудачливого прохожего, а во втором акте состоится семейный совет, и все родственники выскажутся на тему «как низко пала бедная Бетти». Он мне даже не в сыновья, в прапраправнуки годится! Да если подумать, то Алекс моложе Макса!

— О чем ты думаешь? — Внезапно Алекс очутился так близко, что я почуяла запах его крови.

Что он творит? Я отшатнулась прежде, чем его губы коснулись моих. Первый поцелуй достался воздуху, и Алекс взглянул на меня — растерянно и обиженно. Похоже, раньше все его поцелуи достигали цели. Интересно, скольких девчонок он целовал до меня? А сколько из них побывало здесь, у него дома? Боже, о чем я думаю! Да я сама глупею на глазах. Каждая минута рядом с Алексом — минус десять лет из моего паспорта и минус столько же пунктов из моего IQ.

— Извини, — я в смятении отстранилась, — мне пора.

— Подожди. — Он мягко удержал мою руку. — Мне не следовало спешить. Прости, Лиза. Не понимаю, что на меня нашло.

Зато я прекрасно понимаю, что нашло на меня. Раньше я испытывала подобное помрачение рассудка только однажды — с Алексеем. Лидия права: я влюбилась. И не просто влюбилась — я голову потеряла. Надо спасаться, пока не случилось непоправимое. Поцелуя с человеком я не вынесу. Я же не железная.

— Мне, право, пора. — От волнения я даже заговорила, как чеховская героиня.