Джек страстно потянулся к ней и повалил на одеяло. Сама собой одежда сползла с ее тела, и она почувствовала на себе тяжесть Джека. Его руки скользили по телу женщины, как патока. Анна вздрогнула от его прикосновения и страстно захотела почувствовать его внутри своего тела и выгнула спину ему навстречу. Но что-то было не так. Как она ни старалась, но не могла почувствовать его внутри себя. Джек оставался невозмутимым и скатился с нее, улыбаясь, погруженный в свои фантазии.

Анна откинулась назад, чувствуя необычайную усталость и печаль. Она слышала, ей казалось, что мозг лижет вода сотнями маленьких язычков, словно волны, ласкающие корабль. И мозг и тело были опустошены. Вдруг она подумала о своем умершем младенце, будто девочка лежала у ее груди. Анна задумалась над тем, умерла ли та, пытаясь вступить в жизнь, или была уже мертва внутри нее и вообще не увидела этот мир. Первый раз за последнее время она сознательно думала о своем ребенке. Анна плотно прикрыла глаза, стараясь отогнать видения, которые роились перед ней, как жалящие осы. Но она не заплакала. Женщина попыталась вырваться из прошлого, заставляла себя думать о чем-то другом. Но воля, казалось, покинула ее. Джек был где-то еще, возможно, с кем-то другим; она видела это по его отсутствующей улыбке.

Анна села на кровати. От резкого движения у нее закружилась голова, а при наклоне судна к горлу подступила тошнота, чего не было с детства. Она выскочила из каюты и подбежала к борту. Ее рвало. Анна поклялась, что никогда больше не прикоснется к этому порошку. Нет, никогда и ни для кого она не потеряет контроль над собой.

В следующем месяце Джек все чаще прикладывался к трубке. Когда Анна спускалась вниз, в каюту, ее взору открывалась одна и та же картина, как будто из ада: дым благовоний и сладковатый запах, который, казалось, прилипал ко всему. Однажды Джек еще раз попросил с присоединиться к нему, но получил такой резкий отказ что больше никогда не предлагал ей трубку.

— Это изысканное удовольствие, девочка. Этим увлекаются французы.

— Черт бы их побрал с их зельем. Не понимаю, какое удовольствие ты находишь в забвении, Джек? Это скверная привычка, которая засоряет мозги, а я не хочу ничего подобного, — она резко повернулась и вышла, оставив его в темной комнате, моргающего и тупо улыбающегося.

По утрам, после этих опиумных сеансов, он обхватывал голову руками, но едва к ней прикасался, как будто эти прикосновения причиняли ему страшную боль. Только грог или пара стаканчиков рома могли вернуть ему силы. Он все дольше и дольше спал по утрам, выдыхая пары опиума и рома, так что Анна могла запьянеть, только лишь ступив на порог каюты. Он начал сильно потеть, и его всегда чистые и аккуратные хлопчатобумажные брюки теперь все время были влажными, и от них дурно пахло. Тем не менее, команда молчала. Пока трюм был полон, а значит полны и их животы, они даже не пытались захватывать новые суда. Немногие знали, что их капитан балуется еще чем-то, кроме рома, а Анна чувствовала себя все более отдаленной от команды, понимая, что не может раскрыть секрет Джека каждому.

Чтобы убить время, женщина украшала корабль. Делала она это с большим вкусом, как будто наряжалась сама. В каюты она повесила богатые гобелены, задрапировала стены в шелка и сатин. Она жгла ладан, отчасти для развлечения, а отчасти для того, чтобы скрыть запахи, шедшие от каюты Джека. В угол комнаты она притащила огромный французский таз для купания, купила попугая и поместила его в проходе на нижнюю палубу. Яркая птичка быстро научилась говорить:

— Поймай меня, кто может!

А Анна за это угощала его бисквитом. В моменты затишья она проскальзывала на бак и там, сидя на жердочке, как в детстве, читала книги, украденные на других кораблях.

Внешне она казалась спокойной, но знала, что внутри нее зреет решение. Анна была в постоянном напряжении оттого, что вынуждена прятать капитана от команды. Люди все чаще бездельничали, слоняясь от берега к берегу, а для бдительного капитана это был тревожный сигнал.

Когда «Куин» атаковал испанское судно с драгоценностями из Антигуа, Джек не владел собой. Он, пошатываясь, прошел в самую гущу драки со своего обычного места у штурвала. Он был пьянее, чем обычно, и Анна заметила, что от грохота вокруг его состояние ухудшается. В тот момент, когда она подскочила к нему, чтобы увести, он в ужасе запрокинул голову. У его ног в предсмертных судорогах бился обезглавленный испанец. В таком состоянии Джеку показалось, что тот пытается схватить его за ноги. Он страшно закричал, выбросил свой пистолет и в истерике зигзагами устремился к борту. Анна успела схватить его, пока он не прыгнул за борт.

— Джек! — пронзительно крикнула она ему прямо в ухо и стала тянуть его за руку. — Возвращайся назад! — она посмотрела через плечо в поисках помощи, но пираты уже обошли снасти и добивали оставшихся испанцев. Анна разрывалась. Ей нужно было что-то придумать, чтобы вывести Джека из истерики. Никто из членов команды не должен был увидеть его в таком состоянии, иначе ему не быть больше капитаном. Внезапно она схватила свою саблю и плоской стороной лезвия со всей силы шлепнула Джека по спине:

— Дурак! Отправляйся на свой пост!

Джек нагнулся к ней, пытаясь вырвать саблю, и, ничего не соображая, заорал, выпучив сумасшедшие глаза:

— Ты, испанский пес! — он совершенно не узнавал ее.

Анна выхватила пистолет и приставила к его голове, дернула за воротник, приблизила его ухо к своим губам:

— Я всажу пулю в твои мозги! Пошел!

Глаза Джека тут же просветлели. Он узнал Анну. От его паники не осталось и следа, как только он почувствовал холодное дуло пистолета у своего виска.

Анна прорычала:

— Иди! Или, видит Бог, ты погубишь нас обоих.

Он отстранил ее и даже с некоторым достоинством пошел к штурвалу. Анна последовала за ним, краем глаза заметив, что несколько человек следят за его шагом.

Той ночью Джек пришел поздно и попытался грубо овладеть ею. Как обычно, он был угрюм из-за головной боли. Он набросился на нее, но женщина не могла больше терпеть. Она подтянула ноги и резко ударила его. Джек свалился на пол.

— Спи на полу или в трюме. С меня хватит твоих немощных общупываний.