Шрифт:
А ему было для кого рвать жилы. Не так давно его «быки» зашли в кафе, сели за соседний столик.
– Ушел. Но его можно взять. Ты же знаешь, Горухан в большом авторитете.
– Не вопрос.
– За него большой спрос.
– Лично на куски мокрушника порву!
Казалось, еще чуть-чуть, и Мазок начнет рвать на себе рубаху.
– Если ты это сделаешь, братва тебя знаешь как зауважает! – стал подмасливать Сеню Павел.
– Да меня и так все уважают… Но, по-любому, дело того стоит. Мне Горухан за брата был, я за него любого порву!
Мазин смотрел в зеркало на стене, любуясь собственным отражением.
– Кто такой Парижанин? – спросил Торопов.
– Что?! – возмущенно и насмешливо вытаращился на него Мазок. – Ты не знаешь Парижанина?
– Ну, краем уха слышал…
– Да он здесь за всем смотрит! Здесь ни одна муха личинку без него не отложит, понял!
– Я так понимаю, Горуханову он помочь не смог.
– Ну, это не наши с тобой дела, – понизил голос Мазок.
– Я так думаю, он тоже ищет, кто Горухана сделал.
– Ну, может, ищет, а может, и нет…
– Но ему же будет интересно узнать, что там да как.
– По-любому.
– Я скажу, что мы вместе убийцу нашли. Только я сам говорить с ним буду. Ты меня с ним сведешь?
– Легко. А точно скажешь, что мы вместе? – заискивающе посмотрел на Павла Мазок.
– Точно.
Сейчас Торопов был готов на любую ложь, лишь бы поскорей выйти на людей, способных ему помочь реальным делом.
5
Павел почему-то думал, что Парижанин – это аристократичной внешности мужчина, с жесткими, но в чем-то изысканными и даже утонченными манерами, но им оказался неотесанного вида мужлан с хлюпающим носом и булькающим голосом. И только чересчур мягкое в произношении «р» делало его похожим на жителя французской столицы в классическом, разумеется, представлении. Вне всякого сомнения, и в большой французской семье хватает своих уродов. Прическа, как у Карлсона, брови, как у Вия, нос красный, влажный, с пучками торчащих из него волос, а в уголках губ – белые выделения, которые образует высохшая слюна. Костюм на нем такого же цвета и покроя, как у Павла, такой же мятый, но засаленный, и черная рубашка не первой свежести.
Торопова он принял в дешевом кафе, похожем на то, в какое привел его вчера Мазок. Только здесь бармен сразу же закрыл дверь, едва они заняли место за столом.
– Что ты там про Горухана знаешь? – причмокивая, глядя на грязь под своими ногтями, спросил Парижанин.
– Убили его.
– Знаю. Тебе какое до этого дело?
Вокзальный авторитет искоса, недовольно глянул на Павла.
– Я работал у Горухана.
– Где?
– В Ульянове. В клубе «Седьмая эра».
– Знаю такой клуб. И что?
– Я человека видел, который в Горухана стрелял.
– Кто такой? – монотонно, почти без эмоций спросил Парижанин.
– Не знаю, он в маске был. Я за ним гнался. Но я знаю, как его найти.
– Как?
– Не все так просто. Там целая мафия, один я не справлюсь.
– Наезд нужен?
– Что-то в этом роде.
– И что ты от меня хочешь?
– Содействия.
– Ничем помочь не могу. В чужие дела не впрягаюсь. Потом откуда я знаю, кто ты такой? Может, менты тебя заслали. Мазок говорил, ты раньше военным следаком был.
– Давно это было. И неправда.
– Неправда – это газета такая. «Известия» называется. Газета «Известия» газетой «Правдой» быть не может.
– Да, но просто известие может быть правдой.
– За правду голову оторвать могут. И тебе оторвут, если ты засланный. Я могу это сделать. Запросто.
– Я не засланный, – мотнул головой Павел.
– Кто может за тебя поручиться?
– Сарацин может. Мазут, Зубр.
– Сарацин? Не знаю такого. Мазут? Тоже не знаю. А про Зубра слышал. Про Зубра, который у Горухана был. Он и сейчас есть, это Горухана нет. Он тебя знает?
– Зубр? Нет, не знает, – честно признался Павел. – То есть он меня видел, когда я к Горухану приходил. Знает, что меня в «Седьмую эру» определили. Ну, если не забыл…
С авторитетными людьми из окружения Горуханова Павел мог встретиться в Ульянове, в ресторане «Золотая щука». Но загвоздка в том, что не верил он в реальность этого ресторана, как будто и не было его никогда в прошлой жизни. Вроде бы и верил он в свое душевное здоровье, но все равно сомнений столько, что разум то и дело спотыкался о них. Потому и обратился он к Парижанину, хотя мог уже быть в Ульянове.