За это можно все отдать
вернуться

Тушнова Вероника
Шрифт:

Лиственница

Снег мерцает полночью лунной,то светлея, то потухая…Признайся – разве ты думал,представлял, что она такая?Сбросив свое сожженноестужею одеяние,стоит она, обнаженная,не дерево – изваяние.Как стремительна в блеске тускломветвей ее долгих сила,какой красотой нерусскойлиственница красива.Древним востоком веетот начертанных тушью линий,глядят глаза и не верятяркости их незимней.В сердце моем понынеоблик ее летящийв небесной светлой пустыненад деревенькой спящей.

«Ты все еще тревожишься – что будет…»

Ты все еще тревожишься – что будет?А ничего. Все будет так, как есть.Поговорят, осудят, позабудут —у каждого свои заботы есть.Не будет ничего…А что нам нужно?У Ж нам ли не отпущено богатств:то мрак, то свет, то зелено, то вьюжно,вот в лес весной отправимся, бог даст…Нет, не уляжется,не перебродит!Не то, что лечат с помощью разлук,не та болезнь, которая проходит,не в наши годы…Так-то, милый друг!И только ночью боль порой разбудит,как в сердце – нож…Подушку закушуи плачу, плачу,ничего не будет!А я живу, хожу, смеюсь, дышу…

Кисловодск. 1965 г. С А. Я. Яшиным и Г. С. Грицаенко.

«Не боюсь, что ты меня оставишь…»

Не боюсь, что ты меня оставишьдля какой-то женщины другой,а боюсь я,что однажды станешьты таким же,как любой другой.И пойму я, что одна в пустыне, —в городе, огнями залитом,и пойму, что нет тебя отнынени на этом свете,ни на том.

«Вот уеду, исчезну…»

Вот уеду, исчезну,на года, навсегда,кану в снежную бездну,пропаду без следа.Час прощанья рисую,гладкий след от саней…Я ничем не рискую,кроме жизни своей.

Раскаяние

Я не люблю себя такой,не нравлюсь я себе, не нравлюсь!Я потеряла свой покой,с обидою никак не справлюсь.Я не плыву – иду ко дну,на три шага вперед не вижу,себя виню, тебя кляну,бунтую, плачу, ненавижу…Опамятуйся, просветлей,душа! Вернись былое зренье!Земля, пошли мне исцеленье,влей в темное мое смятеньеспокойствие твоих полей!Дни белизны… чистейший свет…живые искры снежной пыли…«Не говори с тоской – их нет,но с благодарностию – были».Все было – пар над полыньей,молчанье мельницы пустынной,пересеченные лыжнейполяны ровности простынной,и бора запах смоляной,и как в песцовых шубах сучья,и наводненное лунойполночной горницы беззвучье…У всех бывает тяжкий час,на злые мелочи разъятый.Прости меня на этот раз,и на другой, и на десятый, —ты мне такое счастье дал,его не вычтешь и не сложишь,и сколько б ты не отнимал,ты ничего отнять не сможешь.Не слушай, что я говорю,ревнуя, мучаясь, горюя…Благодарю! Благодарю!Вовекне отблагодарю я!

«У всех бывают слабости минуты…»

У всех бывают слабости минуты,такого разочарованья час,когда душа в нас леденеет будтои память счастьяпокидает нас.Напрасно разум громко и толковотвердит нам список радостей земных:мы помним их, мы верить в нихготовы —и все-таки не можем верить в них.Обычно все проходит без леченья,помучит боль и станет убывать,а убиваетв виде исключенья,о чем не стоит все жезабывать.

«Ну пожалуйста, пожалуйста…»

Ну пожалуйста, пожалуйста,в самолет меня возьми,на усталость мне пожалуйся,на плече моем усни.Руку дай, сводя по лесенке,на другом краю земли,где встают, как счастья вестники,горы дымные вдали…Ну пожалуйста, в угоду мне,не тревожься ни о чем,тихой ночью сердце городаотопри своим ключом.Хорошо, наверно, ночью там —темнота и тишина…Мы с тобой в подвале сводчатомвыпьем местного вина.Выпьем мы за счастье трудное,за дорогу без конца,за слепые, безрассудные,неподсудные сердца…Побредем по сонным дворикам,по безлюдным площадям,улыбаться будем дворникам,будто найденным друзьям.Под платанами поблекшимибудем листьями шуршать,будем добрыми, хорошими,будем слушать осень позднюю,радоваться и дышать!

«Наверно, это попросту усталость…»

Наверно, это попросту усталость, —ничто ведь не проходит без следа.Как ни верти,а крепко мне досталосьза эти неуютные года.И эта постоянная бездомность,и эти пересуды за спиной,и страшной безнадежности бездонность,встававшая везде передо мной.И эти горы голые,и морепустынное,без паруса вдали,и это равнодушие немоетравы и неба,леса и земли…А может быть, я только что родилась,как бабочка, что куколкой была?Еще не высохли, не распрямилисьдва беспощадно скомканных крыла?А может, даже к лучшему, не знаю,те годы пустоты и маеты?Вдруг полечу ещеи засверкаю,и на меня порадуешься ты?

В самолете

Молчали горы – грузные и грозные,ощеря белоснежные клыки.Свивалось их дыхание морозноев причудливые дымные клубки.А в синеве, над пеленой молочной,как божий гром«Ту-104» плыл,уверенный в себе,спокойный, мощный,слепя глаза тяжелым блеском крыл.Он плыл над неприступной цитадельюотвесных скал,лавин,расселин,льда…Он неуклонно приближался к целии даже без особого труда.Следила я, как дали он глотает, —цель! Только цель! – и больше ничего.И думала:как сердцу не хватаетнепогрешимой точности его.