Шрифт:
О счастье
«Людские души – души разные…»
Ночь в горах
«Воздух пьяный – нет спасения…»
К. Н. Кравченко. Портрет Вероники Тушновой. 1952 г.
Саломее Нерис
Из Саломеи Нерис
(с литовского)
Во мне желаний больше нет
По ломкому льду
Сирень
Литве
Ты когда-нибудь плыл по широкой воде,обнимающей плотно и бережно тело,и чтоб чайка в то время над морем летелачтобы облако таяло в высоте?Ты когда-нибудь в знойдобредал до ключа,что коряги и камниобегает журча,что висящие корни толкает и лижети на мохсеребристые шарики нижет?Ты ложился и пил этот холод взахлеб,обжигая им пыльные щеки и лоб?Ты когда-нибудь послеочень долгой разлукисогревал свое сердцео милые руки?Ты когда-нибудь слышал,в полутьме, в полусне,дребезжащий по крышампервый дождь по весне?И ребячья ручонка тебя обнимала?И удача большая в работе бывала?Если так, я почти согласиться готова —счастлив ты…Но ответь на последний вопрос:ты когда-нибудьсделал счастливым другого?Ты молчишь?Так прости мне жестокое слово —счастья в жизниузнать тебе не привелось!
Людские души – души разные,не перечислить их, не счесть.Есть злые, добрые и праздныеи грозовые души есть.Иная в силе не нуждается,ее дыханием коснись —и в ней чистейший звук рождается,распространяясь вдаль и ввысь.Другая хмуро-неотзывчива,другая каменно-глухадля света звезд,для пенья птичьего,для музыкии для стиха.Она почти недосягаема,пока не вторгнутся в неелюбви тревога и отчаянье,сердечной боли острие.Смятенная и беззащитная,она очнется,и тогдасама по-птичьи закричит онаи засияет как звезда.
Мы ступаем по блеску лунному,я и спутник случайный мой.Ночь холодная,ночь бездумная,в лунном инее, как зимой.Тускло теплятсягоры снежные,невесомые под луной…Небо прежнее.Звезды прежние.Крылья прежние за спиной!Два моих молодых крыла…Как забыть я о них могла?Через скалы,ручьев промоины,речки скомканную парчу —«Все доступно,и все дозволено!» —пожелаюи полечу!Под ногами – трава несмятаяв ледяной голубой росе.А душа-то —у всех крылатая.Только знают про тоне все.
Воздух пьяный – нет спасения,с ног сбивают два глотка.Облака уже весенние,кучевые облака.Влажный лес синеет щеткою,склон топорщится ольхой,Все проявленное, четкое,до всего подать рукой.В колеях с навозной жижею,кувыркаясь и смеясь,до заката солнце рыжеемесит мартовскую грязь.Сколько счастья наобещаносумасшедшим этим днем!Но идет поодаль женщинав полу шал очке своем,не девчонка и не старая,плотно сжав румяный рот,равнодушная, усталая,несчастливая идет.Март, январь, какая разница,коль случилось, что онана земное это празднествоникем не позвана.Ну пускай, пускай он явитсяздесь, немедленно, сейчас,скажет ей:«Моя красавица!»,обоймет, как в первый раз.Ахнет сердце, заколотится,боль отхлынет, как вода.Неужели не воротится?Неужели никогда?Я боюсь взглянуть в лицо ее,отстаю на три шага,и холодная, свинцоваятень ложится на снега.
Мы пришли к нейв тихий ее уголок,положили цветы у каменных ног,у бедных, маленьких, каменных ног,для которых нет на земле дорог.А она – я же знаю, —как я, как все,любила босой бежать по росе,любила ничком на траве лежать,в ладонях лучи любила держать.Я знаю все, что любила она,я все люблю, что любила она,но плита под ногами ее холоднаи в каменном садике тишина.Саломея, сестра, лесной соловей,сколько ты не допелавесной своей,сколько не досказалосердце твоев земное короткое бытие.Это я по дорогам твоим хожу,это я цветы тебе приношу,добрым ветром отчизны твоей дышу,«Помоги, помоги мне!» —тебя прошу.Чтобы видеть —дай мне глаза твои.Чтобы слышать —дай мне уши твои.Чтобы к сердцу народа путь найти —одари меня силойтвоей любви.Никогда еще так не мечталось мневсе узнать, угадать,суметь и посметьхоть единую песню твою допеть.…Очень счастлива яна твоей земле.
Во мне желаний больше нет,Нет больше боли, страха, страсти.Исчез тепла, отрады свет,Живые краски на лице погасли.Тиха… Я так тиха,Как те поля,Где черный мор прошел с косою,Я так тиха,Как та сосна,Которую сожгло грозою.Тиха.И сердца своего уже не слышу я.Быть может, и оно пропало,Сгорело, может, горсткой пепла сталоОт этих страстных мук, от этого огня.Крылами черными,С улыбкой, грусти полною,Как будто бы надгробие безмолвное,Печальный ангел осенил меня.До бед моих кому какое дело.Земля мне мачеха – не мать!Дотла мечта моя сгорела,А счастье далеко, как небо. Не достать.
С апрелем земля повенчалась(А я за кого пойду?),Бегу я на свадьбу отчаясьПо ломкому льду.Венок из фиалки душистойСпешит она свить.Долго ль земле пречистойБесплодною быть?Без солнца прожить не могу я,Пристанища не найду,Дорогой погибших бегу яПо ломкому льду.А не добегу – коритеБессильем моим.Ведь счастье хотела добыть яСебе и другим.
Еще не была я —Сирень зацветала,Когда я исчезну,Опять зацветет.И цвет ее вешний,От солнца завялый,На сердце пригоршнейЗемли упадет…
Я разные видалакрая и города.С какими-то бывалая дружбою горда.Иные были сушеи сдержанней подчас…У них ведь тоже душитакие ж, как у нас.Встречалась, изумляласьи – не скрываю я, —как девочка, влюбляласьв прекрасные края.Потом я старше сталаи строже на слова,и сердце раскрывала,подумавши сперва,и замолчала вовсе,и, годы обвиня,подумала, что осеньнастала для меня,что сердце охладелои дар любви иссяк…Послушай, в чем же дело?Послушай, как же так?Ведь многое красивей,Заманчивей, щедрейтвоих одетых в иней,пустых твоих полей,твоих лесов неслышных,твоих прибрежных ив…Застенчиво глядишь ты,ресницы опустив.Зачем же так мне помнится,такой зовет тоскойтвой тихий облик, скромница,с улыбкой колдовской?Я нежностью безмерною,как светом, налита.Ты знаешь, я, наверное,люблю тебя, Литва.