В субботу «Атлетик» принимал у себя бристольский «Ровер», и когда Мелвин Проссер проходил на своё место, центральная трибуна его освистала. Даффи, сидя на своём месте на «свинячей» трибуне, тихо улыбался. С другой стороны, это было не так уж весело и значило лишь то, что теперь на клуб ополчились и благовоспитанные болельщики. Шпана освистала бы Брэндона, но его не было на поле; что ж, стадионным завсегдатаям пришлось удовлетвориться председателем. Постороннему наблюдателю сразу бросалось в глаза, что атмосфера накалена до предела, и это не придавало уверенности хозяевам обречённого стадиона. «Ровер» буквально растерзал их оборону и перед самым перерывом провёл мяч после розыгрыша свободного удара, не оставив хозяевам никаких шансов отыграться. «Ноль-один», «Атлетик» второй с конца, и Мелвин Проссер, хотя и освистанный, вправе себя поздравить. Даффи даже не знал, была ли его идея с «Кроникл» удачной или нет.

Утром воскресенья раздался звонок в дверь. Даффи немного нервничал. До сих пор ещё никто не пытался его избить. Ему не пытались подстроить обвинение в изнасиловании. Проссер конечно же знал, кто стоит за опубликованной в «Кроникл» статьёй. Он может подослать к нему парочку громил. Снова звонок.

— Кто это?

Снаружи раздался рёв, в котором слышался американский акцент.

— Открывай дверь, ур-р-од, или я высажу её дубиной!

Уф. Слава богу, подумал Даффи и открыл дверь.

— Я уж забеспокоился, кто это так звонит. Заходи.

Джефф Белл вошёл и принялся осматривать жилище Даффи, словно искал места, где может быть спрятана аппаратура прослушивания.

— Неплохо ты обставил квартирку, Даффи. Ничего лишнего. Подсадить к тебе «жучк а » было бы не так-то просто.

— Ты же знаешь, Джеф, я всё продумываю заранее.

— А дверь у тебя ни к чёрту. Никто в здравом уме не потерпит, чтоб у него была такая дверь. Ты, когда уходишь, можешь уж прямо оставлять её открытой, да и всё.

— Я ею займусь, обещаю. Ты по… общественному?

Джеф Белл никогда не заходил «по общественному», и Даффи это отлично знал. Вообще, участие Джефа Белла в общественной жизни — не считая, конечно, воскресных матчей, когда упрямцы играли дома, — было загадкой для Даффи. Когда-нибудь он спросит об этом Джефа, хотя, скорее всего, тот не поймёт вопроса.

— Я подумал, что тебе может быть интересно.

Это были две дюжины больших чёрно-белых фотографий, и Даффи даже не стал их рассматривать, потому что знал, что вслед за этим последует долгий рассказ об освещении, линзах, фоне и светочувствительности. Но уже первый снимок приковал его внимание. Это была фотография Мэгги Коулмен или, скорее, Денизы, поскольку у неё снова были тёмные волосы; она стояла, прислонившись к стене и развернувшись бёдрами к мужчине в макинтоше, которого трепала по щеке. Похоже, шёл дождь, но плащ Мэгги не был застёгнут, а юбка на ней была очень короткая.

Пока Джеф бубнил что-то о том, как трудно выбрать светочувствительность, если линзы всего 200, а освещение ни к чёрту, Даффи медленно перебирал фотографии. Не надо было быть полицейским, протрубившим три года в Сохо, чтобы понять, что Мэгги Коулмен — не просто общительная девушка с несколько экстравагантным вкусом. Там были фотографии Мэгги Коулмен, садящейся и вылезающей из автомобилей (Джеф постарался, чтобы в кадр попали их номера), Мэгги, пристающей к прохожим, Мэгги, показывающей средний палец и кричащей на клиента, который, возможно, сказал, что столько она не ст о ит. Быстро она вернулась к работе, со сломанной-то переносицей. У Мэгги Коулмен было, вероятно, очень много стареньких мамочек, которых надо содержать — или очень жадный сутенёр. С другой стороны, в этом не было ничего удивительного. Для своей работы Мэгги не нужен был нос. Шлюхи не целуются.

— Где ты это снимал, Джеф?

— Там сзади написано.

Время, дата, место — всё тщательно указано.

— Понимаешь, мне не нравились те первые, что я для тебя сделал. Да и тебе тоже они не слишком понравились. Ты ещё спрашивал, похожи они или нет; я запомнил. Так вот, эти похожи.

Даффи не был уверен, дразнит его Белл или нет. Зная Белла, можно сделать вывод, что, скорее, нет.

— А ты сможешь сделать ещё по экземпляру, Джеф? Я знаю, что в двенадцать мы играем…

— Выиграете.

— Извини.

Даффи следовало помнить: Джеф до сих пор полагал, что его надо включать в состав и на выездных матчах, и не за его шпионские подвиги, но за его успехи на поле.

— Я подумал, что тебе может это понадобиться, — и Джеф извлёк ещё один коричневый конверт.

— Ты гений, Джеф, понимаешь ты это? Ты словно читаешь мои мысли!

— Ну да, например, сейчас ты думаешь о том, что мне, может быть, не всё равно, берут меня на выездные матчи или нет. И я могу ответить: мне ещё как не всё равно. В защите я ничуть не хуже Типчика и не пытаюсь строить из себя провидца.

— Ошибся, Джеф. Я думал о том, сколько Мэгги Коулмен берёт со своих клиентов.

— Врёшь ты всё.

— А ты гений, Джеф.

— Да уж.

По дороге на матч он думал о фотографиях. Конечно, они не были решающим доводом. Да и вообще в этой истории не было ничего, что могло бы служить решающим доводом. Но кое-что они, безусловно, значили. Они заставляли усомниться в справедливости предположения Мелвина Проссера, что Мэгги Коулмен — просто милая девушка, которой нравятся футболисты — разве что все мужчины со снимков Белла были футболистами. Ну да, думал Даффи, весь Первый дивизион пошёл вразнос по бабам.