Он внезапно понял, почему ему никто, ни одна женщина особенно не нравилась в жизни. Были связи, были романы, влюбленности, но все это будто по обязанности. Как бы оттого, что раз это есть у людей, значит, и у него должно быть. Ему чего-то всегда недоставало в женщине, а сейчас он вдруг понял: непостижимости. Тайны, таинственности! Не кокетства, не демонстрации загадочности и воинственной неприступности, нет! Умения всегда остаться собой и наедине с собой, сохранить эту тайну от всего мира – даже лежа в постели с мужчиной, даже задыхаясь в его объятиях.

Он с трудом перевел дыхание, так ярко, так отчетливо вспыхнула вдруг в воображении эта картина: уединение, полутьма, постель, она лежит в этой постели, смотрит странно, маняще, чуть исподлобья – не то ждет его, не то зовет, не то стережется…

Он резко вскинул голову – и в четвертый раз, уже без помощи девочки Элис, вошел в контакт с противовесом, вызвав усмешку на лице Валерия Александровича, легкое движение бровей Ольги Михайловны и кокетливую улыбку «Дусиной мамы».

«Дусина мама», кстати сказать, отчего-то решила, что Родион захотел присутствовать на операции сугубо ради того, чтобы заглядывать в декольте ее пуловера, и поначалу щедро демонстрировала ему это декольте, как его глубину, так и качество вываливающейся из него плоти, но потом увлеклась участью Элис и болтовней с Валерием Александровичем и перестала обращать внимание на Родиона.

На свою кошку она тоже мало смотрела. Зато Родион глаз с Дуси не сводил – вернее, с Ольгиных пальцев с коротко подстриженными ногтями. Она работала без перчаток и, не ощущая никакой брезгливости, погружала пальцы в разрезанное Дусино брюшко, проворно что-то рассекая, раздвигая ткани, подрезая и тут же перевязывая разрезанные сосуды и мышцы. Справедливости ради следует сказать, что операция получилась практически бескровная, и это, очевидно, было редкостью, потому что однажды Валерий Александрович не выдержал и с откровенной завистью воскликнул:

– Ну когда я научусь вот так делать лапаротомию [8] !

– Научитесь, – спокойно кивнула Ольга Михайловна. – И раздвигать фасции, а не баловаться скальпелем, когда не надо. И сшивать каждый пласт отдельно – брюшину, жир, кожу – тоже научитесь. Операция-то сверхпростая. А главное – не забывайте маленький разрез делать. Большие разрезы – это от задора. Ты просто помни, что каждый лишний сантиметр – это боль живого существа.

За спиной Родиона скрипнула дверь. Он обернулся и увидел большую рыжую собаку – смесь овчарки с дворнягой, которая вошла в операционную. Постояла немного, внимательно оглядывая каждого из присутствующих в отдельности, потом подошла к изголовью, поднялась на задние лапы, упершись передними в стол, и с заинтересованным видом уставилась на Дусю, которая лежала с широко открытыми глазами, сплошь залитыми огромными черными зрачками. Удивительно: кошки, даже теряя сознание, не закрывают глаза. Это было одним из открытий сегодняшнего дня – не самым важным, конечно, но все же интересным.

«Дусина мама» при виде собаки внезапно ощутила порыв «родительских» чувств и попыталась отогнать псину:

– Она бросится на Дусеньку! Она ее загрызет!

Ольга Михайловна только дрогнула уголками губ, продолжая аккуратными скорняжными стежочками сшивать мышцы, щедро посыпая их порошком пенициллина. А Валерий Александрович не сдержал смеха:

– Кто бросится? Лолита? Вы что, она тут у нас помощница! Своя собачка, ветеринарная. Приблудилась и прижилась. Года три тому назад нагуляла пузо, а разродиться не могла, так над ней вся больница по очереди сидела, консилиум настоящий был, что делать с бедолагой. Постановили: кесарево провести. Один щенок мертвым родился, другой был вполне живой, но Лолита от него отказалась.

– Как так? – удивилась «Дусина мама».

– Молча. Она ведь его не рожала, не вылизывала – он был для нее как бы чужой. Не кормила, отшвыривала от себя, даже рычала. Слава богу, через пару дней мы нашли ему хозяев. У них пришлось усыпить пса, они жутко переживали и сразу щеночка забрали.

– А почему пришлось усыпить? – не унималась любопытная «Дусина мама». – От старости уже? Или болел?

– Болел, в том-то и дело, – серьезно сказал Валерий Александрович. – Хозяин был со своим бобиком у родни в деревушке где-то в Кировской области, а там глушь, тайга, и повадились лисицы таскать кур. Ну, наш городской пес одну прогнал, однако та его крепко искусала. И заметили хозяева, что пес стал какой-то… не такой. Агрессивности, неадекватности в нем еще не было, но тосковать начал, пил мало, зато аппетит у него появился непомерный. Ясная картина… Усыпить пришлось собачку, а хозяевам курс уколов сделали. С ними все нормально теперь, вовремя захватили болезнь. Гидрофобия, иначе говоря, бешенство, – это ведь штука неизлечимая.

Ольга Михайловна быстро взглянула на Родиона, но сразу опустила глаза.

– Из-за укуса лисицы? – недоверчиво спросила «Дусина мама». – Из-за какой-то Патрикеевны?!

– Лисицы вообще переносчики бешенства. В этом смысле они куда опаснее собак. Был случай – о нем даже в газетах писали: какой-то дядька заснул у себя на даче на траве, а проснулся от того, что его кто-то в щеку лизнул. Открыл глаза – лисица на него глядит. Он шумнул, лиса испугалась и убежала. А он через три месяца заболел и… – Валерий Александрович махнул рукой, – даже не подозревал об опасности, ведь лиса не кусала его, ничего, только лизнула. А на лице была, видать, какая-то царапина, вот слюна и попала в кровь. Бешенство ведь через слюну передается.

– Только через слюну? – спросил Родион.

Ольга Михайловна снова взглянула на него и опять опустила глаза, ничего не ответив. Начала бинтовать спящую стерилизованную Дусю.

– Только через слюну, – кивнул словоохотливый Валерий Александрович, ловко приподнимая кошку, чтобы Ольге Михайловне удобнее было бинтовать.

– А если взять, к примеру, кровь у бешеной собаки и впрыснуть человеку, что будет? – поинтересовался Родион.