Луи рисовал себе жизнь любимца кафешантанного общества и звезды салонов. Воображал вечера в Опере и ночи в компании сногсшибательных женщин. Но, как и для многих других молодых повес, столица оказалась неласковой хозяйкой. К его немалому удивлению и досаде, Луи обнаружил себя не в элегантных апартаментах на рю Скриб, а в несуразной квартирке на четвертом этаже замызганного дома напротив Монмартрского кладбища на рю Жозеф Лемэтр; тающие средства он спускал в сомнительной компании дам с пляс Пигаль.

Однажды ранним майским вечером расстроенный Луи тащился от станции метро Абесс к себе на холм. Отцовские деньги подошли к концу, ясных перспектив заработка никаких (и не то чтобы Луи особо о них мечтал), все попытки проникнуть в салоны Восьмого округа [98]до сих пор шли прахом, а его смекалка, что так славно помогала в школе, подверглась неслыханным испытаниям.

К своему удивлению, перед домом Луи увидел молодую женщину, в печали присевшую на бордюр. Консьержка, совершеннейшее хамло в юбке по имени мадам де Монпелье, чья подозрительность к чужакам и пролазам по сей день распространялась на Рено, хотя он снимал жилье уже четыре месяца, осыпала незнакомку проклятиями, но та будто не замечала. Дождь еще не смыл с ее одежды запах табачного дыма; волосы растрепались. Рено тронул ее за плечо, предложил помощь, но девушка, не замечая его, смотрела в пространство.

Он закурил, глубоко затянулся. Мадам де Монпелье (про себя Луи сомневался в подлинности дворянской приставки) завершила свою тираду несколькими отборными бранными выражениями и захлопнула окно. Луи знал, что она не ушла и наблюдает, а потому продолжал курить, созерцая Париж, — при всех неудобствах его жилья вид был захватывающий, — пока не прошло довольно времени. Тогда он вновь обратился к бродяжке.

— Луи Рено к вашим услугам, мадемуазель, — сказал он, сопроводив слова аристократическим, как он надеялся, взмахом руки.

Наконец она удостоила его взглядом. В сумерках он не разглядел цвет ее глаз, но они были большими и круглыми — он решил, что они наверняка голубые. Светло-золотистые волосы в беспорядке падали ей на плечи. Волосы несколько дней не мыты, но tant pis! [99]

— Рено, — повторила она. — Смешная фамилия. [100]Вы тоже спасаетесь от гончих? — Девушка хихикнула, и Луи на секунду задумался, не чокнутая ли она.

С его фамилией каламбурили не в первый раз, но Луи сделал вид, будто в первый, и хохотнул.

— Точно, мадемуазель, — сказал он. — Гончие наседают мне на пятки в эту самую минуту. — И слова его были весьма недалеки от истины.

— Тогда, наверное, надо войти в дом и спрятаться, — предложила девушка, поднимаясь.

У Луи захватило дух. У него захватывало дух от каждой женщины, это правда, но с возрастом он становился искушеннее. Она была грязна и неряшлива, но все же — особенная. Это он разглядел даже в парижских сумерках, которые, в конце концов, куда романтичнее сумерек в любом другом городе.

— Как тебя зовут, дитя? — спросил он, когда они поднимались к нему в комнату. Мадам консьержка вернулась к своим молитвам и ужину, но они все равно старались тише ступать по лестнице.

— Изабель, — ответила она. — Просто Изабель.

Он накормил ее хлебом и сыром из своих скромных запасов. Наполнил ей ванну в конце коридора; вопреки всякому вероятию горячая вода еще бежала. Луи заботливо выкупал девушку, с нежностью промыл ее волосы, обернул ее тело и голову в свои единственные два полотенца и осторожно проводил обратно в комнату. Они занялись любовью, взяв в компанию бутылку дешевого красного вина. Изабель тихонько вскрикивала, когда Луи касался ее.

Наутро они проснулись от громкого и гневного стука в дверь. Где-то невдалеке Луи расслышал вопли мадам де Монпелье, но то был не ее стук, который Рено так хорошо знал по дням уплаты, а чужой яростный натиск. Луи, шатаясь, вылез из постели и распахнул дверь.

Перед ним стоял крупный и чрезвычайно свирепый мужчина. Рыжие волосы, рыжая борода и красные глаза, одежда рабочего. Хуже того: от него за версту смердело. Луи инстинктивно отпрянул от странного явления, успев подумать, что этому типу надо рассчитать своего лакея.

Эта реакция спасла ему жизнь. В правой руке красноглазый сжимал нож, которым ловко взмахнул, распоров воздух там, где только что было горло Луи. Тот в недоумении отскочил; девушка в испуге подпрыгнула на постели. И завизжала. Трубно заголосила, взбираясь по ступенькам, мадам де Монпелье. По всему дому распахивались двери. Было 5:26 утра — этот час Луи Рено уже не забудет.

— Стой! — закричал он, когда громила двинулся к Изабель. Луи пошел на него, грозно, как только умел, но рыжий только расхохотался.