Листопад 1436 года от С.Б. Скадар

Нечесаная чёлка рваной паутиной висела перед глазами, загораживая обзор, но ей было всё равно — в этой комнате ненавистен даже пропитанный успокоительным эфиром тяжёлый, неподвижный воздух. Пленница сидела, привалившись спиной к тёплой бархатистой стене — единственной настоящей стене в её теперешних апартаментах, а остальные заменяли прутья, оставлявшие на теле жжёные полосы, пока цепи не догадались укоротить.

— Гады… — буркнула Алесса, не узнавая собственный голос, хриплый и слабый. Подтянула к груди ноги, перемотанные эластичным бинтом от щиколотки до колена. Пока, наконец, сдохнешь, весь зад отсидеть успеешь.

Можно стучаться головой о стену, но, как объяснила гадюка, при такой методике с ума сойдёшь не раньше, чем через неделю, а после до конца дней своих будешь пускать слюни и ходить под себя. Красочно объяснила, достоверно. Какая унизительная мерзость. Хотя… тогда уже будет всё равно.

Почуяв чужой любопытный взгляд, пленница приподняла голову. А-а, старая хвостатая знакомая! Или новая? В пустой комнате без окон время будто замерло на месте, а ведь там, за стенами, уже могли пройти века, и мир изменился до неузнаваемости. Впрочем, ерунда это — гады так долго не живут.

— Крыс-крыс-крыс…

Зверёк приподнялся столбиком, с сомнением потянул носом воздух. Мышкам хорошо, у них по жизни три заботы: поесть, поспать в безопасности и наплодить потомства на радость двуногим хозяевам. А если бы у них вдруг выросли крылья, то смогли бы пикировать гадам на головы и кусать. Мышки размножаются быстро, всех не переловить. У-ха-ха! Мышки-оборотни…

— Хороший крысик… Иди сюда!

Но глупый зверёк не учил межрасовый, а потому, пискнув, удрал обратно в нору, только хвост по полу — шурх! Тоже услышал ненавистные шаги.

— Здравствуй, — вошедшая замерла на середине комнаты, теребя подол. Ага, никак не может выйти из роли скромницы, гадёныш.

Алесса в ответ забористо выматерилась, используя весь немалый арсенал, но та, надо отдать ей должное, выслушала до конца, не перебивая.

— Я велела съесть это, — гадёныш холодно кивнула на нетронутую миску с едой. Какой? А-а, неважно… Пленнице кололи какую-то дрянь, вроде бы, сахар с водой, но помогало слабо. Для полной регенерации таких повреждений нужно мясо.

— Ужинать без дамы? Приглашаю в мою скромную обитель! — она нарочито резко повела рукой, но хорошо смазанная цепь вместо лязга ответила мелодичным звоном.

Гадёныш присела на корточки перед клетью, пошатнувшись, едва не схватилась за прутья, но успела отдёрнуть руку и оперлась об пол. Алесса злорадно хмыкнула:

— Кусается? А дотронься, вдруг пронесёт?

— Перестань упрямиться! Если ты не будешь есть, то не сможешь регенерировать и совсем загнёшься!

— Мамочка будет «довольна», да?

— Заткнись! Ты знаешь, что я могу с тобой сделать?!

Очередной прилив злобы толкнул пленницу вперед так, что цепи натянулись, едва не выкручивая руки из суставов.

— Давай!!! Может, сдохну, хоть рожу твою видеть не буду!

— Ты…

— Я же просила не приходить сюда в одиночку! — оборвал спор холодный, властный голос.

Они настолько увлеклись разговором, что гадюку не заметили оба. Алесса с силой дёрнулась обратно, ударившись ещё не зажившей спиной, но гады и это предусмотрели: стену и пол обили ватином, и особо не покалечишься. Она догадалась, жалельщица холерная.

Исподлобья пленница уставилась на новоприбывшую:

— О-о! Вот и «пряник» явился! Гадина…

— Гадина!!!

— Лесса, что с тобой?!

Взволнованный голос вырвал из сна в реальность слишком резко, что вкупе с ожесточённой тряской подействовало точно ушат ледяной воды спозаранку.

— У-убью-у!!! — с рёвом Алесса бросилась на побудчика, метя ему в лицо отращенными когтями.

Тот успел перехватить её запястья, но равновесия не удержал, и вдвоём они покатились по полу. От удара о стену вся каюта вздрогнула, застучали раскатившиеся жемчужины, которые моряки, преподнеся корабельному лекарю в дар, с нарочитой небрежностью назвали перлами. Съерт Разящий, вылетев из мишени, воткнулся в паре ладоней от лица противника.

"Стой!!!" — взвизгнула пантера.

Алесса размахнулась и… проскрежетала когтями по полу, оставив в досках четыре белёсые борозды. Шумно перевела дыхание, не решаясь поднять глаза на капитана — человека, которому искренне была благодарна и которого только что едва не убила.

Проклятье.

Капитан поставил её вертикально. Отпустил было, но тут же ухватил подмышки, как щенка, когда колени предательски подломились. Воздух словно загустел и в пересохшее горло врывался толчками.

— Что с тобой, девочка?