— Ну, это мы его ещё познаем! Придёт время — и голову на предмет прочности прощупаем! — отец Клементий помахал в воздухе своим пудовым посохом. Впереди спрятанная средь густых ёлок показалась приземистая избушка.

— И оторвём нафик! — вставил своё слово заметно оживившийся при виде близкого жилья отец Иннокентий. До того во время всего пути он помалкивал и лишь нервно поглядывал по сторонам.

"Оторвём, как же, как бы самим не поотрывали!" — довольно пессимистично подумал я, но выражать свои мысли вслух не решился. Мы подошли к избушке и вошли в приветливо распахнувшиеся двери.

— А что ж с Судьбоносным-то стало? — глядя на стоявший в уголке молчаливый кусок тёмной стали, я с трудом признал в нём моего болтливого лупоглазого Перста.

— Замолчал он. Как ты ушёл, так он и замолчал, будто умер. Глазик закрыл и умолкнул, — Баба-Яга вытерла уголком платочка набежавшую слезинку. — Я ж о нём, старая, как о человеке думаю. А ить какой озорник был! — Яга покачала головой. — Любо-дорого. Бывало, как скажет…

— Да уж скорее сказанёт, а не скажет, — не выдержав, перебил я её страдания. Моё внутренне чувство не разделяло бабулиной грусти. Что-то подсказывало, что Судьбоносный нам ещё и не таких баек порассказывает! Если уж он сотни лет в склепе пролежал — и никакого урона здоровью, то каких-то пять-шесть лет для него чепуха и подавно. Я решил взять быка за рога. — Эй, ты, лежебока, кончай из себя музейную редкость изображать! Хозяин пришёл, кони храпят, труба зовет, кровь льётся…

— Ну, Михалыч, ты даёшь! — вместо приветствия сказал Перст и, не мигая, вперился в меня своим глазом. — Орёшь, как баран нерезаный, а сам пропустил самое интересное!

— Погоди, ты неправ! Самое интересное только начинается, — ответил стоявший позади меня отец Клементий.

— Вот те крест? — мне показалось, что меч даже подался вперёд.

— Крестись — не крестись, но мы вновь призваны вершить судьбы мира.

— Зашибись! — Перст от радости выскочил из ножен и, приземлившись, вонзился остриём в пол. — Но всё одно, Михалыч, пока ты по своим делам мотался, у нас тут столько всякого произошло, ужасть!

— Постой, постой! — вмешалась в наш разговор Баба-Яга. — Так ты, что ж, окаянный, в курсе всего, что ли, а?

— Да так, кое о чём наслышан… — покосившись на Ягу и почувствовав скрытую угрозу, не совсем уверенно ответил меч.

— Так значит, ты не того, не откинулся, да? И сном беспробудным не спал? — Яга медленно, но верно нащупывала рукой стоящую у печи кочергу.

— Да так, дремал малость… — соврать меч не решился, и в поисках поддержки затравленно засемафорил глазом в мою сторону.

— Ах ты, истукан железный, я тут, можно сказать, глазёнки повыплакала, а он! — правая рука Яги с зажатой в ней кочерёжкой стала медленно приподниматься.

— Ага, повыплакала она, держи карман шире! А кто мной капусту шинковал, а?

— Дак, я так, всё одно не пропадать же вещи! — тут уж пришла очередь защищаться Яге, и под давлением свидетельских показаний она была вынуждена кочерёжку из рук выпустить.

— Михалыч, она, между прочим, меня солью посыпала!

— Так я ж не нарошно, и уронила — то самую малость.

— Не нарошно она! — передразнивая бабкину манеру говорить, меч слегка крутанулся на кончике острия и с грохотом повалился на стоящие подле печи чугунки, но, не смотря на это, своей обличающей речи не прекратил. — А ещё она меня под печку сунула…

— Так я ж, это, от ворогов прятала…

— Михалыч, под печку, представляешь, с кочергой и тараканами! А как плесенью воняло — ужас!

— Ну, в склепе-то у тебя, чай, запахи не лучше были.

— Так то в склепе, я ж там как в тюрьме бессрочной сидел. А тут в гостях у родной, можно сказать, бабули и в таких невыносимых условиях! Михалыч, срочно на воздух меня, на воздух, света белого почти… — Перст замолчал, словно подсчитывая дни, проведённые им без света белого. — А, вот, да вот почти год не видел!

— Да эт как жа не видел, ежели я тебя, пустобрёха, почитай каждую неделю на завалинку выносила да со всех сторон техосмотр делала, на предмет гнили — ржавчины.

— Да подумаешь, мож и неделю, да за неделю, знаешь, как исстрадался? Вот видишь, — извернувшись на чугунке, меч повернулся к нам боком. — Даже блеск потерял.

— Да это ты сейчас как свинья в саже испачкался, — поддел я нашего болтливого "друга".

— Я как свинья?! — будь у Перста палец, он бы наверняка сунул его в район своей предполагаемой груди. Да я, если хотите знать, сияю как бриллиант чистейшей воды… — поняв, что сболтнул лишнее, меч заткнулся.