Это было первым осознанным проявлением нежности с его стороны, и у Анжелы на глаза неожиданно навернулись слезы. Поддавшись порыву, она тоже захотела что-нибудь ему подарить, что-нибудь практичное, и потащила в магазинчик, на который уже давно положила глаз, – уж очень красиво там были оформлены витрины.

Внутри действительно нашлось множество интересных вещей. Судя по всему, торговала здесь сама хозяйка, пожилая учтивая дама.

– У нас есть прекра-а-асные вещи, – протянула она по-русски, хотя вряд ли могла слышать, на каком языке новые посетители магазина говорят друг с другом.

– Откуда она узнала, что мы русские? – шепотом спросила Анжела у Павлика.

– Оттуда, что ты разглядываешь подкладки на одежде, – усмехнулся Павлик. – Только русские проверяют ярлыки на вещах – американцам и англичанам, к примеру, глубоко наплевать на священное для нас «made in». Главное, чтобы вещь нравилась.

– Американцы и англичане просто не думают о последствиях, – проворчала Анжела, прикладывая к Павлику понравившуюся ей льняную рубашку.

– Болгарская, – с удовольствием констатировала продавщица, заворачивая покупку в хрустящую бумагу и укладывая в пакет. – Очень красиво!

Когда они вышли на улицу, Павлик потряс пакетом и сказал:

– Спасибо. У тебя отличный вкус! – И снова прижался губами к ее макушке.

Однако сейчас Анжеле этого показалось мало. Она притянула его к себе, взяла за шею и поцеловала в губы. У ее поцелуя был заботливый привкус. Как и с Тамарой, Павлик чувствовал себя рядом с Анжелой ребенком, которому позволено наслаждаться впечатлениями, не задумываясь о бытовом устройстве отпуска.

Она все делала сама. Сама нашла такси, которое отвезло их обратно, сама разобрала покупки и вручила Павлику чистое полотенце, велев идти в душ. От нее исходила спокойная уверенность. Несмотря на то, что полотенце было гостиничным, от него пахло чем-то нежным, наверное, потому, что она к нему прикасалась. Все, к чему она прикасалась, становилось иным – так казалось Павлику.

Однако сколько Анжела ни старалась сегодня придать ему уверенности в себе, до конца ей этого сделать так и не удалось. Существовала проблема, терзавшая Павлика, как маленькая подлая собачка, замыслившая во что бы то ни стало расправиться с диванной подушкой. Возможно, из страха перед будущим или из-за быстроты, с которой произошли кардинальные изменения в его жизни, Павлик впал в состояние легкого транса. Вероятно, поэтому он не испытывал к Анжеле ничего такого, что можно было бы назвать страстью. Приближение ночи тревожило его несказанно. Как только они лягут в постель и погасят свет, ему придется проявить инициативу – как честному человеку. А что, если у него ничего не получится? Чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что у него действительно ничего не получится.

Однако Анжела оказалась не только на удивление доброй, но еще и невероятно умной, проницательной и подкованной в вопросах секса девушкой.

– Это просто стресс, – сказала она, когда Павлик, такой же гладкий и холодный, как целлулоидный пупс, вытянулся рядом с ней, ошалелыми глазами глядя в смутно белеющий потолок. – Спи, милый, и ни о чем не тревожься. У нас впереди еще много времени, чтобы привыкнуть друг к другу.

– Куда ты? – испуганно спросил Павлик, когда Анжела выскользнула из кровати и потянулась за своим платьем.

– Спущусь к Лёве. Он ведь так и не ответил ни на один телефонный звонок. Уверена, он еще не спит. Он всегда ложится поздно. У него сегодня было свидание, ему наверняка хочется поделиться впечатлениями.

Чтобы не травмировать Павлика, она не стала говорить, что Лёвы, скорее всего, нет на месте. Вероятно, он сейчас у своей соседки-математички, и вряд ли они с ней решают уравнения. Да и пусть она его не застанет! Ей просто необходимо немного пройтись и проветрить мозги.

Дверь номера открылась, вырезав из темноты ровный прямоугольник, и снова захлопнулась, оставив Павлика наедине с непроглядной южной ночью. Высоко взлетела занавеска, и он только сейчас услышал, как сильно шумит море. Чтобы проверить, насколько разыгралась непогода, он вылез из постели, натянул трусы и вышел на балкон. Сейчас ему даже хотелось ветра, волн, буйства природы. И природа его не обманула. Море оказалось неразличимым во тьме, но оно тяжело дышало и билось о берег совсем рядом. Было страшно оттого, что внизу ничего не видно, и мир казался огромной темной бездной. Лишь над головой, в буро-малиновых, словно воспаленные десны, облаках торчал гнилой зуб месяца. Он почти не давал света, и Павлику захотелось как можно скорее спрятаться от него.

Содрогнувшись, он спешно покинул балкон, крепко захлопнув за собой дверь и для верности заперев ее на задвижку. Потом включил ночник и отправился в ванну, где нос к носу столкнулся в зеркале с самим собой – растерянным и жалким.

– Мне нужна поддержка, – вслух сказал он. Вспомнил о том, какой терпеливой и нежной была с ним сегодня Анжела, и добавил: – Мне нужна мужская поддержка.

Мысль эта показалась ему на удивление умной. Он покрутил ее так и сяк, встрепенулся, бросился обратно в комнату и схватил с тумбочки часы. Часы показывали одиннадцать. Значит, в Москве сейчас полночь. Но сегодня суббота, и Терентий, скорее всего, не спит. Нет, конечно, он не спит, а шарит по своим любимым киносайтам и смотрит трейлеры к новым фильмам – все подряд.

Черт побери, у него есть лучший друг, которому можно звонить в любое время дня и ночи, а он до сих пор не сделал этого, хотя попал в совершенно дикую ситуацию. Некоторое время провозившись с набором номера, Павлик наконец сумел справиться с международным кодом и, волнуясь, прижал трубку к уху.

Тем временем Терентий вовсе не путешествовал по сайтам в Интернете, а ссорился с собственной женой.

– Не понимаю, почему ты не хочешь забрать Вадика у матери, – говорил он, расхаживая по комнате.