Джиллу много слов не потребовалось: спецагент знал машинный мир Джилла и в общих чертах догадался, как остальные добрались до лже-гнезда ржавчервей. Его интерес касалась Миранды... того, как именно она побудила остальных к действиям и как поставила себе одну-единственную цель: установить его местонахождение, отправиться туда и быть с ним, невзирая ни на что.

— Та еще женщина, — усмехнулся он, когда Джилл закончил. — Но будет ли все обстоять также, когда или если мы выберемся из всего этого? Как ты думаешь, будет ли, она по-прежнему испытывать те же чувства?

Джилл кивнул:

— Если хочешь сейчас держать пари, то я дам сто к одному, что будет.

Затем Тарнболл перестал усмехаться и рассказал Джиллу об «Альт Дойчехаузе», Берлине, тысяча девятьсот семидесятом годе. Закончив, он показал Джиллу в доказательство своих слов коробок спичек.

— Этот инопланетный ублюдок! — Рослый спецагент выплюнул эти слова, словно яд. — Но я был трезв, как стеклышко. Должно быть, он навалил то, что сходит у него за дерьмо на все два десятка световых лет, когда я прошел к нему сквозь экран! И к тому же я глубоко уверен, что попал в этого ублюдка. Чертовски жаль, что рана не могла быть смертельной.

Из-за округлого изгиба дюны вышли женщины. Они пошли по глубоким следам мужчин. Выглядели они усталыми, но непобежденными, и Джилл надеялся, что его внешность производит то же впечатление. Его внешность — ха! Это же просто смешно! Но какого черта, они все находятся в одинаковом положении.

Женщины... было совершенно очевидно, что они женщины. Это никак нельзя было скрыть, несмотря на выдающуюся работу, проделанную над внешним видом друг друга с целью гарантировать, что их женские прелести не будут слишком уж открыто выставляться на показ.

Но их одежда превратилась буквально в лохмотья, и никакой кутюрье во всем мире не смог бы расположить обрывки тряпок, разорванные на ленты брючины и изодранные блузки как-либо иначе, дабы придать им приличный вид. Еще денек-другой, и они останутся в джинсовых бикини!

Что же касалось мужчин...

Эти сделались грязными, промасленными, оборванными, бородатыми! Взоры у них затуманились, они явно дошли до точки. Но спецагент по-прежнему держался лучше всех. В конце концов, он ведь обучался воевать и заботиться о своем «снаряжении»: выживание наиболее приспособленных могло считаться его профилем, а Джек Тарнболл определенно относился к таким.

Во всяком случае, относился к таким сейчас.

Взгляд Джилла охватил их всех. Он посмотрел на Кину Суна, гадая, много ли из происходящего воспринимается им, много ли доходит до сознания корейца. Он давно уже бросил и попытки понять азиата. Коротышка уже давненько не произносил ни слова. Впрочем, о выходящем за рамки твоего понимания особенно не поболтаешь. Наверное, дело именно в этом.

Еще был Джордж Уэйт. С мозгом у него теперь все в порядке благодаря целительным силам Дома Дверей.

Но с другой стороны, в голове у него содержались воспоминания, которые не имели права находиться там и которые окажется нелегко стереть. Джордж Уэйт до сих пор не прекращал борьбы, потому что оказался совсем не тем министерским лакеем, каким прежде считал его Джилл. Нет, такого человека Джилл с радостью назвал бы своим другом.

Оставался только Фред Стэннерсли. Но глядя сейчас на Фреда, Джилл увидел, что тот совершенно не похож на человека, которого он узнал за последние дни. Остальные тоже заметили перемену, и все взгляды сошлись на пилоте. Однако его взгляд блуждал!

Тарнболл коснулся локтя Джилла:

— Это еще что за чертовщина?.. — шепнул он. Но Фред все равно услышал; он повернул голову в сторону спецагента, но смотрел не совсем на него. И взгляд Стэннерсли сделался странно пустым, несфокусированным, пилот постоянно моргал, пялился, тряс головой и зыркал туда-сюда.

Джилл подошел к нему и протянул руку, чтобы коснуться, но Фред увернулся, шарахнулся от него, отлетел назад, словно получил удар, и резко остановился неподалеку от склона дюны. И этим дело не ограничилось: во время необъяснимой реакции Фреда на приближение Джилла мир, казалось, смазался, словно при инопланетянском искажении реальности. И теперь пилот лежал, тяжело дыша, хватая воздух открытым ртом, испуганный, плотно зажмуривший глаза.

— Фред? — окликнул его сообразивший, наконец, что к чему Джилл. — Это твоя пространственная штука? Дезориентация?

— Это был я, — невнятно пробормотал пилот. — Это, наверняка, я, на хрен! — И растянулся у края дюны, немного подергиваясь, но, откуда-то знал Джилл, не смея двигаться.

— Это я, Фред, — присел рядом с ним Джилл. — Все в порядке. Но что ты хочешь сказать, говоря, мол, это был ты? Ты считаешь, что прошел через ту дверь первым?

Пилот кивнул, но его движение мало походило на кивок. Голова поднялась в гротескном выверте, женоподобном полуобороте, странном вращении, и со стуком опустилась на грудь. Судорожный кивок... кивок человека, мозг которого утратил чувство направления.