— Значит, вы не были под Нарвой, когда я разбил русских?

— Не был, ваше величество. Я был нанят позже.

— Так, так, — молвил король таким тоном, словно факт отсутствия его визави под Нарвой был чрезвычайно важен. — И что же вас заставило перейти на мою сторону, бригадир?

— Преклонение перед вами, ваше величество. И потом, мне надоело служить этим азиатам.

— Перед переходом на нашу сторону, ваше величество, — решил представить своего подопечного фельдмаршал, — господин Мюленфельдт оставил нам целый мост, который ему было приказано взорвать.

— Да? — вскинул брови король. — И какой же мост?

— Тот, гродненский.

— Который потом перед самым нашим носом развалило ледоходом?

— Тот самый, ваше величество.

— М-да. Жаль, конечно, что и ледоход не перешел на нашу сторону. А то бы я догнал Огильви и Репнина и заставил принять бой. Они же бежали как крысы.

— Поверьте, ваше величество, — заговорил с пафосом Мюленфельдт, — именно так будет и впредь. Русские трепещут перед вашим именем, сам царь боится вас как огня.

Хитрый немец знал, что надо говорить шведскому монарху, дабы заслужить его благорасположение. Даже служа у русских, он был хорошо осведомлен о чрезмерном честолюбии Карла XII.

— Ну что ж, господин… э-э…

— Мюленфельдт, — подсказал бригадир.

— Да, господин Мюленфельдт, вы пять лет прослужили в русской армии, а значит, поездили по России, повидали многое. Не так ли?

— Точно так, ваше величество.

— Вы, конечно, знакомы с театром предстоящих сражений. Что б вы могли подсказать полезное нашей армии, скажем, в смысле направления удара или чего-то еще?

Мюленфельдт переглянулся с Реншильдом, и это не ускользнуло от короля. «Надо было выпроводить старика, — подумал Карл. — Наверняка этот немец запоет с его голоса».

— Вам, ваше величество, надо идти на Москву, — заговорил решительно немец.

«Так и есть», — подумал разочарованно король, а вслух спросил:

— Почему же именно на Москву?

— Потому что Москва бурлит, вот-вот взбунтуется против царя.

«Вот это уже что-то новое».

— И чем же она недовольна, эта Москва?

— Стрижкой бород, ваше величество.

— Чем, чем? — удивился король.

— Дело в том, что царь, желая превратить своих азиатов в европейцев, повелел брить бороды. Кто хочет оставить бороду, тот должен платить за нее огромные деньги. Скажем, с купцов в год берется сто рублей, с горожан — по тридцать.

Карл засмеялся, вместе с ним развеселились фельдмаршал и генерал-адъютант.

— Нет, господа, царю Петру не откажешь в уме. Придумать такую статью дохода! Неужто из-за бороды и бунт может быть? — Король испытующе посмотрел на немца.

— Так уже в Астрахани подымался, ваше величество.

— Из-за бороды?

— Именно. Фельдмаршал Шереметев вместе с армией ходил на усмирение.

Глаза короля заблестели в каком-то лихорадочном нетерпении. Немец понял, что угодил таким ответом.

— Но и это не все, ваше величество. На Дону казаки под предводительством некого Булавина поднялись против царя {200} . Едва вы подступите к Москве, взбунтуется и первопрестольная.

Карл взглянул на Реншильда, тот кивнул головой: «А что я вам говорил».

— Ну что ж, бригадир, спасибо за сообщение. Надеюсь, фельдмаршал найдет вам применение.

Король поднялся, вскочил поспешно и Мюленфельдт. Карл едва кивнул на прощание и быстро вышел, сопровождаемый генерал-адъютантом.

На улице уже начало смеркаться. На полдороге к штабу подбежал его адъютант полковник Хорд.

— Ваше величество, там прибыл гонец от гетмана с пакетом.

Карл пошел так быстро, что адъютанты едва не бежали за ним вприпрыжку. Войдя в свою горницу, он выхватил пакет у камергера.

— Зажгите больше свечей. Здесь темно.

Пока король разрывал пакет, вытаскивая письмо, было зажжено еще с десяток свечей.

Карл склонился к свечам, так что огонь едва не хватался за его золотистые длинные волосы, начал быстро читать.

Мазепа изъяснялся по-латыни, и хотя Карл был не очень силен в этом языке, он почти все понял из написанного. Прочитав, звонко шлепнул по бумаге ладонью, взглянул на адъютантов, сгоравших от любопытства.

— Все, господа. Царю можно петь заупокойную. Как только мы вступим в Россию, гетман Мазепа приведет под нашу руку двадцать пять тысяч преданных ему казаков.