В-четвертых, я пока предлагаю более человечный вариант. Если он не поможет, психодрамы нам не избежать. Он должен все вспомнить и избавиться от чувства вины. То, что предлагаешь сделать ты, — доктор говорил все это бесстрастно, мало жестикулируя, — это попытка вырастить из гнилого пня новое дерево. Не получится! Пень надо выкорчевать, землю разрыхлить и лишь тогда сажать новое. Ты ничего никогда не слышала о завершении психологической ситуации? Эта ситуация тянется уже почти четыре года подряд. Моя ошибка, и я это признаю, что не сделал всего того, что надо раньше. Но я не уверен, что тогда возможен был какой-то эффект. Итак, Брижит, запомни раз и навсегда, без боли выздоровления не бывает, — жестко отрапортовал ван Чех.

Я сглотнула. Я чувствовала себя маленькой букашкой, никчемной, жалкой, позорной. Ошибка… да что с нее: я учусь и хорошо, что совершила ее сейчас и здесь, под наблюдением специалиста.

— Да, и, наконец, — мягко продолжил ван Чех, — Мы поступили с тобой крайне не профессионально. Все подобные вопросы воспитанные врачи обсуждают в кабинетах.

Доктор встал и вышел. Движения его были мягки и плавны, волна ярости неслась следом. Я повременила с отбытием из палаты. Рядом с Виктором сейчас было спокойнее.

Я обернулась, чтобы посмотреть на него, но Виктор сидел спокойно на кровати. Уже подойдя, я поняла, что он панически напуган: глаза его смотрели в одну точку, пульс зашкаливал, от лица оттекла кровь.

Я вызвала медсестру, которая вколола успокоительного и дождалась, пока Виктор заснет, только после этого вернулась в ординаторскую.

Доктор ван Чех сидел в своем кресле, как ни в чем не бывало. Не веселый, но спокойный.

— Прости, Брижит, я не хотел тебя пугать, просто то, что ты говорила, было глупо. С одной стороны, я прекрасно тебя понимаю: ты чувствуешь Виктора, и его страдания передаются тебе. Вы симпатичны друг другу. Однако, психиатрия должна идти от мозга, в первую очередь. Поэтому я и вправил его тебе на место, чтобы неповадно было. Зато теперь ты уже никогда этого урока не забудешь.

— Да уж, не забуду. Теперь, как только я буду собираться делать глупости, то перед внутренним взором сразу будут проноситься кадры, где вы цедите слова сквозь зубы и метаете молнии глазами.

— А я метал? — удивился ван Чех.

— Да, и еще как!

— Какой я молодец, — подбоченился доктор, пытаясь меня повеселить, но веселиться не хотелось.

— Виктор сильно напуган.

— Он понимает перспективы, — мрачно ответил ван Чех, — и я еще раз повторюсь: одну ошибку мы сделали вместе. Никогда не обсуждай план лечения при больном… Я — осел, Брижит!

— Он спит пока.

— Ты вызвала сестру. Умница! Ты вообще большая умница, Брижит! Я с каждым днем все больше и больше тобой доволен. Но сейчас мне пора идти, кушетка ждет меня…

— СТОП!

— Что ты орешь? — скривился ван Чех.

— Как Виктор мог закинуть свой паспорт в горящее окно, если живет на десятом этаже? — выпалила я.

— Чего?

— Он писал в стихотворении, что поднимался на "свой десятый"!

— Квартира у него на первом, — успокоил меня доктор, — я был там. Квартира его жены на первом этаже.

— А где он жил, после того, как сгорела квартира?

— Я не подумал над этим. Надо спросить у Ио.

— Это может быть важно.

— Может быть, а может и не быть, — философски заметил ван Чех, — Я ушел спать.

— Доктор, позвоните и узнайте, сейчас, пожалуйста.

Ван Чех посмотрел в мои честные-честные глаза и тяжело вздохнул:

— Веревки из меня вьешь, прекрасное создание…

Он набрал номер и что-то ласково урчал этой Иоланте. В числе прочего он задал вопрос и о квартире, и, судя по выражению лица, даже получил вразумительный ответ. Вдруг лицо его сильно изменилось: вытянулось, глаза выпучились, бородка встопорщилась, даже волосы на голове зашевелились. Я напряглась: стало любопытно, что же эта Иоланта ему говорит?

— Нет, дорогая моя, вряд ли мы сможем еще раз встретиться. У меня много работы… После работы у меня еще работа. Практикантка опять же… Да, мне очень приятно было с вами познакомиться… Да, я буду звонить, конечно же… Буду я звонить, как же, — сказал доктор, когда положил трубку.

— А вы — лицемер, — сказала я.

— А спасибо, что сказала. Я-то мучаюсь, не знаю, что со мной! — огрызнулся ван Чех, — Короче, Иоланта говорит, что он жил на Зоиной квартире в какой-то коммуналке. Там Зоя занимала две комнаты, ключей у Ио нет, но вроде бы двери там и не запирались никогда. Так что, если хочешь, иди туда, адрес я тебе дам. Теперь отпустишь несчастного, бедного, больного доктора спать?

— Идите, — махнула я рукой.

— А между прочим, если бы не ты, я никогда бы этой фурии не позвонил…

— И были бы дурак, — выразила я свою точку зрения.

— Не тебе судить, — печально отозвался доктор.

Я обернулась. Но его и след простыл.

Часа четыре все было спокойно. Я скучала, когда вдруг в дверь постучали. Я сначала испугалась, а потом поняла, что бояться нечего и сказала:

— Войдите.

В ординаторскую не смело заглянул Виктор.

— Ох, проходи, — я обрадовалась случаю поболтать.