– Придумаю, – кивнула Ника.

– Только, пожалуйста, вы ему скажите так, чтобы он все же согласился встретиться, – промямлила Лера, потея от неловкости и пятясь к выходу.

Вместо ответа Вероника Анатольевна вдруг обняла ее и неумело чмокнула в висок:

– Я все скажу, деточка. Все скажу. Ты иди. Я понимаю.

Еще часа полтора Лера бродила рядом с домом, прячась за кустами и разглядывая подростков. Угадать, кто из них Гриша, не получилось. После того как в Витин подъезд вальяжно зашел тощий патлатый юноша, эффектным жестом выплюнув на газон сигарету, она вдруг почувствовала невероятную усталость и побрела ловить машину.

Остаток дня Лерочка поминутно проверяла мобильный и бросалась на каждый звонок по домашнему телефону. К восьми часам она совершенно извелась, извела маму, страдавшую от неудовлетворенного любопытства, и нахамила не вовремя позвонившей Крышкиной, бросив трубку и даже не выслушав, что той надо.

А двадцать минут девятого раздался звонок в дверь. У Леры подкосились ноги, она вдруг испугалась, заметалась по комнате и даже попыталась спрятаться за шкаф.

– Ничего себе! – свистнул в коридоре папа. Мама почему-то молчала. Это было, вероятно, проявлением крайней степени изумления.

А потом она услышала Витин голос и глупо разревелась. Текли слезы, сопли, некстати вспомнилась Светлана, так красиво и эффектно страдавшая в Юлиной гостиной, и страстно хотелось провалиться сквозь землю вместе с распухшим носом, глазами-щелочками и перемазанными тушью щеками.

Вероника Анатольевна провела подготовительную беседу с Виктором на высшем уровне, поскольку он ничего не объяснял, не спрашивал, а молча порывисто обнял Леру, чуть не сломав ребра. Так они и простояли, казалось, целую вечность.

…На разговор с Алексеем Витя поехал один. Вернулся он сильно под градусом и с расквашенным носом. Мужчины на то и мужчины, чтобы решать проблемы жестко и кардинально. Но по Лериной логике, нос должен был быть расквашен у Леши. Допустить, что ее рыцарь оказался слабее, она не могла.

– Подрался? – наконец робко прошептала Лера, уже лопаясь от любопытства. Как можно не понимать, что она хочет все знать, все подробности, мельчайшие детали и основания для столь необъяснимого поведения.

Основания были. И объяснения – тоже. Любой человек руководствуется в своих действиях собственной логикой. Неважно, прав он объективно или нет. Мыслит-то каждый субъективно и поступает в строгом соответствии со своими представлениями о добре, зле и справедливости. Справедливость – она ведь для каждого своя. Универсальной справедливости не существует. При любой дележке любых благ всегда останутся недовольные. И когда фортуна раздает пряники, обязательно кто-то посчитает себя обделенным.

Оказывается, Леша считал себя обделенным. Да, его одноклассник рос в невероятно тяжелых условиях, да – голодал, да – страдал. Дети жестоки, и жалеть Витю ему просто не приходило в голову, тем более что Леша в коллективе был лидером, а жалость означала бы брешь в непробиваемом авторитете Алексея. Авторитет держался на высокой должности отца и стабильном материальном положении семьи. Но ведь важен результат, а не средство его достижения. Так или иначе, у Леши всегда было все самое лучшее, общаться с ним было престижно, а уж попасть на вечеринку в его дом вообще могли лишь избранные. Витя Якушев к таковым не относился.

Но потом Виктор неожиданно превратился из забитого дохляка в здорового парня, готового дать отпор не только словом, но и кулаком. Леша рассудил, что с таким лучше дружить. И дружил. До тех пор, пока не выяснилось, что девушка, которую он любил, живет с Виктором. Алексей унижался, караулил ее, пытался вернуть, отбить, даже возвращал ее на время, но Лиля, а это была именно она, снова уходила, возвращаясь лишь за деньгами.

– Мне жизнь надо устраивать. Я тебе на пять минут, из принципа, лишь бы другим не досталась, а жениться-то на мне кто будет? – ухмылялась Лиля. – Если хочешь, пошли попросим у твоих предков благословения.

Леша тут же пугался, поскольку Лиля запросто могла осложнить его отношения с отцом. Конечно, родители были бы против их брака. Да он и сам не собирался связывать себя с такой девицей. Погулять, почувствовать ее зависимость, побыть корольком – это да. Жизнь должна дарить удовольствия. Да, пусть не всем, но избранным. Алексей, безусловно, относил себя к таковым. Лиля была не более чем красивой вожделенной игрушкой, которую требовалось заполучить во чтобы то ни стало. Это вовсе не означало, что у Алексея появятся перед ней какие-то обязательства.

Девушка из низов. Красавица, королева помойки. Он и связь-то с ней скрывал. Но тянуло его к этой развязной, доступной девице, тянуло страшно. Иногда казалось – убил бы, лишь бы не видеть с другими. Особенно с Витькой. А она играла с ними обоими, как кошка с двумя придурковатыми мышатами. Она всегда была странной. Иногда Алексею даже казалось, что Лиля сама не знает, чего хочет.

Потом она родила и пропала.

Она исчезла, стало легче, ревности больше не было, лишь презрение к дураку-однокласснику, ставшему отцом-одиночкой. Он раздражал и бесил своей показной порядочностью и бессмысленным мушкетерством. Жизнь шла своим чередом, могущественного отца посадили, мать умерла – сердце не выдержало позора, а Алексею пришлось пробиваться самому. Особо пробиться не удалось, поэтому обида на судьбу пустила корни, как чертополох на грядке, отравляя разум завистью к другим.