Смутьянов набожный и мистически настроенный Александр II не любил. Поэтому, когда к царю подвели архитектора, властитель не только не поблагодарил его за труды, но даже руки не подал – сделал вид, что вообще не узнал создателя главного собора страны.

Монферран обиделся и, что греха таить, испугался. Неужто его творение не понравилось императору?! Он пришел домой, лег на диван, захандрил да и перестал вообще куда-либо выходить. Улучшить настроение не помогло и известие о том, что за строительство собора Александр II возвел Монферрана в ранг действительного статского советника, наградил золотой медалью, украшенной бриллиантами, на Андреевской ленте и пожаловал 40 тысяч рублей серебром. Словом, признал-таки заслуги. Но Монферран все равно чувствовал себя оскорбленным, ведь за возведение Александровской колонны отец Александра II, тогдашний император Николай I, пожаловал архитектору орден Святого Владимира и наградил 100 тысячами рублей золотом. Так неужели благодарность за постройку огромного собора должна быть меньше, чем за постройку какой-то колонны?!

Словом, Монферран не на шутку расстроился и… умер. Точно по предсказанию – спустя месяц после окончания своего главного строительства.

И вот ведь насмешка судьбы: почти полвека Монферран работал на славу и процветание Петербурга, а Северная столица даже не смогла достойно похоронить своего главного архитектора. Сам-то Монферран еще при жизни был уверен в благодарности потомков. Он даже написал на своем девизе, который ему разрешил иметь сам император Николай Павлович: «Не весь умру». Во время строительства собора (еще в 1835 году) архитектор составил завещание, в котором просил, как это всегда было принято при строительстве соборов в Европе, «всемилостивейшего соизволения, дабы тело (его) было погребено в одном из подземных сводов <Исаакиевского собора>». Но «благодарный» Александр II решил, что такая честь была бы лишней. Пусть хоть и придворный, но ведь всего-то – архитектор!..

Обиженная таковым отношением к покойному супругу, вдова Монферрана покинула Россию и забрала тело мужа. Ныне он похоронен на кладбище Монмартр в Париже. И французы весьма гордятся, что великий зодчий все-таки вернулся к ним. Французам и невдомек, что архитектор мечтал упокоиться в России. Но у нас, как всегда, не хватило пары метров в подвалах громаднейшего собора…

История человечества состоит не только из реальных происшествий, но и из мистических событий, которые особым образом оказывают влияние на реальность. Конечно, ученые от подобных фактов отмахиваются, стараясь не замечать. Но как не заметить то, о чем рассказал сам президент США – знаменитый Авраам Линкольн?

Линкольн не был ни романтиком, ни мистиком. Напротив, только жесткий и трезвый политик мог раз и навсегда покончить с рабством в Соединенных Штатах. Однако он придавал большое значение приметам и символам в жизни человека, считая их некими посланиями Высших сил. Был у Линкольна и давний верный друг – Уорд Хилл Ламон, который частенько давал своему высокопоставленному приятелю дельные советы и толковые рекомендации. Однако сам мистер Ламон прославился не дружбой с Линкольном, а своими странными способностями – он был едва ли не сильнейшим медиумом Америки. Линкольна, конечно, мало интересовали медиумические способности старого друга, но одно его правило политик запомнил. «Время придет, судьба даст знак!» – любил говаривать Ламон.

В ноябре 1860 года, когда вся его семья так переживала за его политическую карьеру, что супруга даже слегла с нервной лихорадкой, Линкольн увидел сон, в котором чей-то голос спросил его: «Хочешь ли ты быть переизбранным на второй срок президентства? Это будет очень тяжелое для тебя время…» Линкольн, нисколько не раздумывая, ответил: «Да! Но не потому, что стремлюсь к власти, а просто считаю, что именно президентскую работу именно я выполню сейчас лучше всех».

Этот странный сон Авраам и пересказал супруге, уверяя ее, что теперь точно знает: он будет выбран на второй срок. Однако он не сказал жене о другой фразе из своего пророческого сна. Ведь, услышав его согласие, голос Судьбы произнес: «Но тебе придется заплатить. Ты умрешь при исполнении своих служебных обязанностей!» Но к чему волновать супругу такими страшными словами? Тем более что пророческие сны уже тревожили Линкольна. Однажды ему приснилось, что один из его генералов, командующий отрядами северян, прислал в Белый дом телеграмму о победе своих войск. Увы, это был только сон! И, проснувшись, Линкольн очень пожалел об этом. На утреннем заседании руководителей администрации президент хотел говорить об увеличении военных расходов. И победа тут была бы кстати.

Но сон – не явь и не доказательство своей правоты. Руководители администрации только встревоженно качали головами: «Пока нет побед, не стоит просить денег у конгресса!» Линкольн вспыхнул: «Скоро будет победа!» Но заседание уже закрывалось. И тут президент, поднявшись, заявил: «Подождем еще полчаса. Я ожидаю телеграмму!» – «Откуда вы знаете, что она придет?» Линкольн упрямо нахмурил брови: «Я видел ее… во сне!»

И тут двери отворились. Вошел секретарь: «Господин президент! Вам срочная телеграмма!» И это было то самое долгожданное послание – верный аргумент в действиях президента Линкольна.

Март 1865 года выдался хлопотливым для Белого дома. Президент отбивался от нападок различных политических партий и группировок. Дни Линкольна проходили то в бесконечных дискуссиях, то в изматывающих интервью с газетчиками, а то и вовсе в спорах с женой Мэри, женщиной вспыльчивой и взбалмошной, которая частенько ставила супруга в невыгодное положение, высмеивая его сторонников. Президент нервничал, спал урывками. Часто засыпал не у себя в спальне, а в каком-нибудь кабинете Белого дома.

В ту ночь, как ни странно, удалось лечь спать пораньше. Во всем Белом доме царила какая-то неестественная тишина, словно все его многочисленные обитатели – и Линкольны, и охрана, и помощники, и прислуга – заснули в полной тишине. Но часа через два президента разбудили странные звуки, как будто вдалеке кто-то плакал.

Линкольн поднялся, наскоро оделся и, взяв свечу, спустился вниз из своей спальни, расположенной на втором этаже. Проходя по лестнице и коридорным пролетам, президент заметил, что нигде почему-то нет света. На первом этаже тоже было темно, хотя плач и стоны слышались тут отчетливее, чем наверху. Но как ни странно, вокруг никого не было. Освещая себе путь свечой, Линкольн прошел по целой анфиладе комнат – везде слышался плач, но нигде не было ни души. Президенту стало страшно – где же слуги, помощники, охрана?! Наконец, он добрел до восточного крыла Белого дома и в изнеможении толкнул тяжелую дверь Большого зала. Та распахнулась со зловещим скрипом, и Линкольн замер на пороге.