– Чего ж тогда кумекать? – вздыхает снайпер. – Справный вариант предложил Илюха: остается найти в здешних горах пастуха иль какого отшельника. Тока на это вся надёжа.

Ночью я долго ворочаюсь и не могу уснуть, задаваясь одним и тем же вопросом: правильное ли нашли решение оставить в горах Армении двоих друзей? Утром же все сомнения разом исчезают – Борькина нога начинает опухать. Если мы потащим его к границе, то дело может закончиться гангреной.

Пока греется чай, я опять колдую над картой. Меня заинтересовала одна деталь: крохотный значок, затесавшийся в ряби тесно нанесенных на бумагу кривых линий. Линии обозначают рельеф глубокого каньона, лежащего между городками Капан и Сисиан. Первый вчера успешно обошли слева, до второго с носилками предстояло топать не менее трех суток. А махонький крестик, как правило, обозначавший церковь или храм, находился в аккурат посередине – всего в шестнадцати километрах от разбитого лагеря. За ночь худо-бедно отдохнули – почему бы не попробовать добраться к следующей ночи?

«Так и сделаем, – сворачиваю и прячу карту в рюкзак. – Проверим, что за культовое сооружение стоит в каньоне. Даже если на его месте столетние развалины – не беда, все одно идти в том направлении. Авось набредем на глухую деревеньку по дороге».

Борька помалкивает. Это уже говорит о многом: обычно он сыпет дурацкими шутками и не закрывает рта; теперь смиренно лежит, пялится в небо и при каждом неудачном движении носилок морщится от боли.

До промежуточной цели добрались к вечеру. Уставшие, измотанные, голодные, но добрались. Вначале, подойдя к краю обрыва, невольно залюбовались видом каньона. Потом увидали вместо церковных развалин величественный монастырь из белого камня.

И обомлели.

Обнесенный высокой стеной, он притулился на самом краю каменного «мыса», выступающего над ущельем. Внутри – несколько построек средневековой архитектуры с возвышающейся в центре башней под круглой конусообразной крышей.

– Ба, целый монастырь! От красота!.. – оценивает прапорщик. И, почесав затылок, добавляет: – Сомнительно, что там кто-то проживает.

Илья улыбается:

– Да, умели раньше строить. Скорее всего, это памятник архитектуры или музей.

– Музеи нам ни к чему. Вы лучше туда посмотрите, – показываю в сторону и вниз.

Приятели дружно поворачивают головы.

Метрах в пятистах от монастыря под сенью раскидистых деревьев виднеются крыши небольших построек. Дальше вьется пустынная грунтовая дорога.

– Подойдем поближе и понаблюдаем, – берусь за ручки носилок. – Серега, иди вперед и гляди в оба.

Супрун хватается за концы палок с другой стороны. И радостно предполагает:

– Сдается, это то, что мы ищем. Народу – никого; на дороге – ни одной машины. А в домишке живет либо сторож, либо смотритель.

– А в чем разница?

– Почти одно и то же. Только у смотрителя обязанностей побольше, да и должность поинтеллигентней называется.

Армения

11–13 августа

Наблюдения за скромными постройками, состоящими из жилого дома и нескольких сараев, не прекращаем ни вечером, ни ночью. Каждый из дозорных должен не столько глазеть по сторонам (хотя эту обязанность никто не отменял), сколько следить за тем, что происходит во дворе и вокруг обнесенной невысоким каменным дувалом территории.

– И каковы впечатления? – проснувшись ранним утром, спрашиваю у дежурившего на краю лесочка Ильи.

– В поле зрения один и тот же дедок. Встал ни свет, ни заря; вывел и привязал трех коз на лужайке; принес вязанку дров из сарая. И поплелся с палочкой в монастырь.

– Ага! Он ведь и вечером туда наведывался. Выходит, действительно служит здесь этим… как его?..

– Смотрителем.

– Вот-вот.

– Видимо, так.

– Слушай, но это означает, что сюда приезжают туристы и всякое там начальство по культуре. Не так ли?

Илья подает «Винторез» с оптикой:

– Я уже размышлял над этим. Уверен, что бытие смотрителя их мало интересует. Обрати внимание на грунтовку. Она идет к воротам монастыря, а к жилищу деда от нее даже не набита колея.

Друг абсолютно прав: у забора и под кронами деревьев зеленеет сочная травка, служившая кормом для белоснежных и упитанных козочек. К хозяйству от грандиозного каменного сооружения ведет только неприметная тропка, вероятно, протоптанная ногами все того же деда.

– Ну и ладненько, – веселею от Илюхиной уверенности. – Дождемся его возвращения и отправим на разведку Палыча. Думаю, они быстро найдут общий язык.

За завтраком долго рядимся, кого оставить с Борисом. Моя кандидатура, само собой, отпадает – мне надлежит побыстрее вернуться на родину и разруливать ситуацию с Барковым. Слишком много в процессе операции произошло непонятных моментов и разного рода «случайностей». Супрун тоже мало подходит на роль товарища травмированного «рыбака». А вот Палыч сгодился бы в самый раз. Во-первых, солидный возраст и неторопливая обстоятельность характера естественным образом сближают его с таким же флегматичным горцем – древним смотрителем. Во-вторых, он безо всякой театральности и притворства мог выдать себя за любителя рыбной ловли. Что, собственно, в этом необычного? Отправились с молодым напарником порыбачить в глухие места юго-восточной Армении, до горной речки добраться не успели – приятель скатился со скользкого обрыва и поломал кости. С кем не бывает? Тем более что обмана в этой версии – не больше пятидесяти процентов.