– Ах, просто пойдите туда и не беспокойтесь. Он в порядке. – Айласа-Агнес схватила ее за руку и потащила в дверной проем. – Он все рассказал Мердоку. Как вы волновались, что мы подумаем, узнав, что у вас есть любовник.

Но вы переживали зря.

Она глянула на Мару и сверкнула улыбкой.

Но Мара не заметила, что усмешка девчонки была дерзкой. Она услышала только ее слова, они толкнули Мару и закружили, словно торнадо.

В порядке? Ее любовник? Она открыла рот, чтобы заговорить, но ничего не получилось. Желудок заволновался, и она с трудом сглотнула, ее грудь так стиснуло, что она едва могла дышать.

Не может быть.

Тем не менее, кого еще могла подразумевать девушка?

– Не глядите так тревожно. Мы более современны, чем кажемся, – заявила Айласа-Агнес. – Даже у Мердока в течение многих лет имелась возлюбленная. Нужно было видеть, как они отплясывают джигу на кейли, [34] как у него взлетал килт. Они оба были вдовцами и делили постель до тех пор, пока она не умерла в прошлом году.

Она тряхнула передником, и на лице появилась гордость.

– Ваш бой-френд – горец. Как он мог не понравиться нам? Тем более, когда он приехал с друзьями, чтобы принять участие в церемонии открытия.

Горец.

Слово ударило в Мару, окружив ее словно теплым золотым потоком, сладость которого хлынула в нее, возвращая к жизни. Заставляя снова чувствовать, и те чувства были замечательными.

Айласа-Агнес продолжала говорить, но больше Мара не вслушивалась в ее слова. Глаза заволокло туманом, а кровь ревела в ушах так громко, что она едва могла слышать собственные мысли.

Она была способна только переставлять ноги, следуя за девушкой вниз по коридору, к лестнице, которая вела к вестибюлю и … к надежде.

К невозможной, головокружительной надежде, но такой необоримой, что это заставляло воспарить ее сердце.

Мара остановилась внизу лестницы, ее ноги тряслись так сильно, что она испугалась, как бы они не отказали.

– Его друзья – это переодетые в средневековые костюмы актеры? – спросила она, вцепившись в перила. – Я н-никогда не встречалась с ними.

– Да, уверена, как и в том, что я стою здесь, – просияла в ответ Айласа-Агнес. – И выглядят, как будто только что явились со съемочной площадки «Храброго сердца», но еще более достоверно.

Сердце Мары ударилось о ребра.

– О боже! – воскликнула она, не заботясь о том, кто слышит ее. – Это все-такион!

Потом мир перед ее глазами стал вдруг черно-белым, а гул в ушах – таким оглушительным, что она удивилась, как ее голова не взорвалась.

– Ох, Алекс! – прошептала она, прижав ладонь к щеке и трепеща всем телом, покалывало даже ее ступни. Пульс несся с невероятной скоростью. Его дикие колебания могли бы расколоть ее на части.

Он находился здесь. Ее призрачный горец вернулся к ней.

– Мердок думает, что он привел своих друзей для того, чтобы впечатлить вас их сабельными состязаниями, – донесся издалека голос Айласы-Агнес, слова были нечеткими, едва слышными сквозь кружившуюся внутри Мары искрящуюся радость. – Он сказал, что готов поспорить на его лучший спорран, [35] что ваш Алекс явился просить вас выйти за него замуж.

Ее Алекс. Ее сердце почти разбилось на кусочки при звуке его имени.

Но она уже наткнулась на дверь, трясущиеся пальцы возились с замком. И потом, широко распахнув дверь, она рванула через гравийные дорожки и лужайки, направляясь к средневековому полю для тренировок.

Просить выйти за него замуж, сказала Айласа-Агнес.

Эти слова мучили Мару, эхом отзывались в ушах, дразня и насмехаясь. Подгоняя ее.

Не то чтобы они что-то реально значили.

Она только хотела увидеть его.

Увидеть и удостовериться, что он никогда не оставит ее снова.

Мара бежала вдоль тропинки сквозь заросли утесника и ракитника. Лай Бена и приветственные крики зрителей придавали ей сил. Легкие горели, в боку сильно болело, и каждый шаг стоил ей усилий. Она чувствовала Алекса, ощущала его каждым сбившимся вздохом. Его присутствие звало, вибрировало в ней, подпитывало ее отчаянное желание добраться до него.

Она прикусила губу и прижала ладонь к колющему боку. Ее сердце колотилось, мучительно бухая в груди, и так громко, что уши едва слышали даже дикий лязг стали и рев взволнованной толпы.