Если и бывает польза от совещаний, то и от совещаний с коллегами. Там можно устроить мозговой штурм и выдать креатив. Совещания же с начальством обычно настолько формальны, что вместо новых мыслей провоцируют старую головную боль.

Следователь Вадим Уфаев совещался сегодня с самого утра. Сначала в областной прокуратуре, потом в УВД, потом с представителями Генеральной прокуратуры и МВД. К полудню в понедельник он был убежден, что одно совещание плавно перетекает в другое, а потом запланировано еще совещание, чтобы обсудить итоги двух предыдущих.

На нормальную же работу времени, как всегда, не хватает. Версии об убийстве Фроловского Вадим слышал в основном по телевизору. А с операми из убойного отдела и из МУРа сумел поговорить ближе к обеду, после совещания у очередного генерала. Правда, они его ничем особенно не порадовали. Занимаясь привычной оперской работой, парни пошептались со своими информаторами, но так и не узнали, кому больше всего мешал экс-депутат.

– Лучше всех в этой компании стрелять умеет Корастылев, – вслух размышлял Уфаев. – Все-таки служил в разведроте. Участие в боевых действиях и все такое. Держал в руках не только «стечкин».

– Бывший милиционер Сергей Турбин огневую подготовку тоже не через компьютерную игру сдавал, – хмыкнул начальник убойного отдела.

– Значит, у нас так и нет нормальной версии, – вздохнул Вадим.

И тут ему позвонил Сергей Турбин и огорошил:

– Что за улику вы нашли в постели покойника?

– Не понимаю, о чем ты. Самого покойника только и нашли.

– А как насчет предмета женского туалета? – не отставал шеф службы безопасности.

– Ты о биде, что ли? – удивился следователь.

– Вадим, не финти, если не хочешь, чтобы тебя процитировали некоторые СМИ. «У следствия большие проблемы сантехнического характера»…

– Но я правда не понимаю, о чем ты.

– То есть подозреваемого у вас нет? – уточнил Сергей.

– Подозреваются все! – отрезал Уфаев.

Сергей нашел своего босса в столовой и, проявив полное равнодушие к судьбе второй доменной печи, потребовал аудиенции совсем по другому поводу.

– Извините, что прерываю, но, Илья, мне нужно с тобой поговорить. Прямо сейчас.

Не до церемоний. Он должен все выяснить. Намек столичного журналиста мешал ему, как гвоздь в ботинке.

Заместитель директора по производству слегка поморщился. Сергей Турбин напоминал ему школьника с пятерками по всем предметам и двойкой по поведению. И эта демонстрация, что он на «ты» с руководством. Стоило Сергею слово сказать, как начальник вскакивал и готов был «говорить прямо сейчас».

– Хорошо, мы как раз закончили. – Илья поднялся из-за стола. – Пойдем ко мне в кабинет.

– Рассказывай про улику из койки убиенного, – сразу же потребовал Сергей.

– Я не понимаю, о чем ты. – Илья был невозмутим.

– Элементарно, Ватсон, – не отступал Турбин. – Есть сведения, что в постели Фроловского нашли важную улику. Но следак об этом молчит, никого на допрос не дергает. Значит, не милиция нашла. А кто? Например, прислуга. А кому в таком случае вещичку притащат? Хозяйке. А может быть, сама хозяйка и нашла. Только Елена официально не просто заглядывала, а заходила в комнату к отцу. И потом, это ваше воссоединение. Почему ты опять с ней?

– Потому что она моя жена, – устало ответил Илья.

– А неделю назад ты об этом не знал? Что-то ты темнишь, брат. Не удивлюсь, если дело касается Маши. Не надо делать из меня дурака. Фокус по превращению тайного в явное – моя работа. Так ты ничего не хочешь мне сказать?

В лифте они оказались не единственными пассажирами, и у Ильи появилось время, чтобы подумать: открывать карты или спрятать подальше в рукав.

Стемнело по-декабрьски рано. Женя думала о конце рабочего дня без особого энтузиазма. Работа хотя бы немного отвлекает от грустных мыслей, кроме того, всегда остается крохотная, но надежда, что ее вызовут на ковер к начальству. А дома – ничего хорошего, все то же одиночество, правда, в более дорогих, чем обычно, декорациях. Тут еще разболелся зуб, а может, зубы. После обеда не переставая ныло с левой стороны. Такое с ней иногда случалось, то ли от мороза, то ли от нервов. Почему-то рядом с Ильей у Жени ничего не болело, а без него все превращалось в пытку.

И еще это предновогоднее настроение. У всех, кроме нее. Казалось, что всюду пахнет елкой и мандаринами. В магазинах вовсю скупали подарки. По улицам шли люди с предвкушением праздника на лице.

Женя тоже любила Новый год. Считала, что лишь из-за него можно терпеть зиму, демонстрировать навыки конькобежца на улицах в вечно разъезжающихся сапогах, накладывать целый слоеный пирог из кремов на сухую, обветренную кожу. Все это ничего, если потом будет много выходных, огоньков, пузырьков в шампанском и сладких подарков.