Вадим Уфаев допоздна засиделся в своем кабинете. Изучал отчеты оперативников, смотрел видеозапись с похорон, слушал болтовню на поминках. Прикидывал так и этак.

Неизвестно, что хуже: отсутствие подозреваемых или когда их слишком много. У каждого мотив, у каждого возможность. Вот, например, Корастылев сегодня весь вечер пил с неким Николаем Спиридоновым, дважды судимым в 90-х годах за вымогательство и самоуправство. Рэкетиром парень был. А кто он теперь? Не поверите! Работает в службе безопасности крупного угольного концерна. Совпадение? Или он засланный казачок к угольщикам от металлургов? Или как раз наоборот, конкуренты Фроловского ему задание дали, а друг Костян открыл дверь особняка и рассказал, где лежит хозяйский «стечкин». Все возможно…

Но больше всего Вадима поразило другое. Не оперативные беседы, съемки и рапорты, а копия медицинской карты Анатолия Фроловского, из которой следовало, что не нужно было его убивать. Он сам бы вот-вот кони двинул. Потому как диагностировали у старика рак в последней, неоперабельной форме. И хотя было потрачено немало денег на обследование и лечение, диагноз звучал как приговор. Врачи давали ему от силы месяц.

Но видимо, убийца этого не знал. Получается, что он вовсе не из ближнего круга. Или здоровьем Фроловского не интересовались ни дочь, ни партнеры по бизнесу, ни конкуренты. Однако не исключено, что убийца как раз был в курсе, но не пожелал, чтобы враг умер своей смертью…

Размышления следователя прервал телефонный звонок.

– Уфаев, – отрывисто бросил он в трубку.

– Вадим, мы тут нарыли кое-что, – сообщил начальник убойного отдела. – Вернее, коллеги-экономисты помогли.

Сотрудники Управления по борьбе с экономическими преступлениями, понял Уфаев.

– На кого нарыли? – заинтересовался он.

– На наследницу нашу единственную, неповторимую. Тут тема есть, что Елена Болотова связывалась с иностранными инвесторами и предлагала продать свои акции «Чугунмета».

– Инвесторы – это хорошо? – уточнил Вадим.

– Не совсем. Иностранцы спят и видят, чтобы войти в совет директоров наших предприятий и сами себе делать поставки по заниженным ценам. Экспорт ведь основной доход завода.

Уфаев только головой покачал:

– И зачем же, интересно знать, Елене Болотовой занижать прибыль своему предприятию?

Звонок в дверь раздался, когда Женя уже почти собралась на работу. Она успела почувствовать себя несчастной от трелей будильника и преступницей от воспоминаний о вчерашнем вечере. Приняла душ. На завтрак выпила кофе и съела йогурт, но совершенно не запомнила, какой он был – клубничный или черничный. Она уже оделась и стояла в коридоре с расческой в руках, когда к ней кто-то пришел.

Вообще-то здесь ее еще никто никогда не навещал. И Женя напряглась. Посмотрела в глазок. Незнакомая женщина.

– Кто там? – проявила осторожность Женя.

– Я ваша соседка, – ответила незнакомка.

– А что вы хотели? – Хозяйка не торопилась верить ей на слово.

– Хочу поговорить о моей дочери, которую вы вчера сбили.

Женя от неожиданности выронила ключи, поспешно подняла их и открыла дверь. Она же у нее не бронированная. И здесь не бункер, чтобы отсидеться месяц-другой. Виновата – отвечай. Оставалось надеяться, что это будет не слишком громко и больно.

Впрочем, если вдруг выяснилось, что у пострадавшей не закрытый, а открытый перелом, Жене на многое рассчитывать не приходилось.

– Здравствуйте, – растерянно улыбнулась Женя. – Мне очень жаль. Я…

– Как это случилось? – перебила ее гостья. Пока не голосит и не распускает руки. Сразу видно, интеллигентная женщина.

– Я сама не поняла, – призналась Женя. – Поворачивала во двор и вдруг… Я ее не заметила.

– Она была пьяная?

Женю вопрос поставил в тупик.

– Нет, что вы.

Она не собиралась валить все с больной головы на здоровую. В данном случае со здоровой руки на больную.

– Она была одна?

– Кажется, да.

– Я так и знала, что этим кончится, – вздохнула женщина. – Меня зовут Любовь Витальевна. А вас?

– Женя.

– Что ж, Женя, может, вы и сбили мою дочь. Но с пути истинного ее сбили другие. А жаль! Такие надежды Настенька подавала. Она у меня пианистка. Выиграла почти все конкурсы в своей возрастной группе. У столичных педагогов занимается. И все ей прочат большое будущее. Ее пригласили на гастроли во Францию. Впервые заграничные гастроли, большие гонорары. Но теперь все насмарку. Сломанная рука у пианистки – это как сломанное крыло у самолета. Остается только пикировать вниз…

А Жене казалось, что хуже уже не будет.

– Минимум месяц никаких занятий, – продолжала мать. – Да и потом беглость пальцев может не восстановиться. Конец карьере и моим надеждам. Я ведь учительница музыки в районной школе. Дочь воспитываю одна. Квартиру здесь нам спонсоры подарили. Мы так радовались. Престижный район. И вот, пожалуйста…

– Мне так жаль. – Женя не находила слов.

Что тут еще скажешь? Остается только отдать «жигули» на металлолом, а права сжечь. С чего она решила, что сможет быть как все: встречаться с Ильей, водить машину, жить в престижном районе? Смех да и только. Неудачная попытка. Сиди и не высовывайся. Жене место в тюрьме. Она ведь раньше работала в библиотеке колонии под началом папы. И ни один музыкант тогда не пострадал…