Инга допила свой бокал, из-под паркетного пола мгновенно появился официант, тут же вновь его наполнил и исчез. Она равнодушно принялась жевать очередную улитку, как будто не расслышала сделанного предложения.

— …Потом ряд консультаций и, возможно, еще какие-нибудь незначительные услуги, — невозмутимо продолжил Кевин. Он хорошо знал свою старую знакомую. — За все это ты получишь гонорар — сто тысяч евро!

Инга усмехнулась.

— Почти столько составил мой бонус за подписание контракта!

Кевин покачал головой.

— Бонус всего десять тысяч, на него не купишь собственный домик. А за сто шестьдесят — вполне можно подобрать что-нибудь приличное. С учетом твоих заслуг и нашего давнего сотрудничества я уговорю начальство на полторы сотни…

Он снова поднял бокал.

— Надеюсь, мы договорились?

Инга Шерер усмехнулась еще раз:

— Ну, с учетом твоих заслуг и давнего сотрудничества…

Они выпили, и разговор пошел по совсем другому руслу. Собственно, теперь говорила только Инга, а Кевин внимательно слушал. В его нагрудном кармане крохотный цифровой диктофон бесшумно фиксировал каждое ее слово. Потому что «Лошадь» рассказывала не о своей личной жизни, а о тонкостях строительства газотранспортных систем.

За десертом Инга приступила к рассказу о самой главной части проекта, его сердцевине.

— В трубопроводе очень важно поддерживать постоянное давление. Если оно снизится — падает объем прокачки, если повышается — возникает опасность взрыва, — со знанием дела объясняла она, ковыряя ложечкой клубничное парфе и смакуя сотерн. — Чтобы обеспечить нормальную работу магистрали, необходимо согласовывать работу сотен насосов, тысяч задвижек, вносить коррективы с учетом температуры окружающей среды, словом, обеспечить оптимальный режим перекачки… Для этого существует специальная компьютерная программа, которая разрабатывается индивидуально для каждого трубопровода. Она — мозг любой газотранспортной системы, интеллектуальный продукт, который, в отличие от тысяч километров труб, фиддингов, вентилей и заслонок, не имеет материального воплощения. Его невозможно увидеть, пощупать, проверить…

— Это очень интересно, девочка, — задумчиво проговорил Кевин Марч. Он курил сигару и пил арабский кофе с портвейном «Черчилль». — Думаю, мы еще не раз поговорим об этом. А теперь я хочу выпить за твой ум… — Поймав ждущий взгляд женщины, он добавил: — За твой ум и красоту…

Щеки Инги раскраснелись от изысканной еды и хорошей выпивки. Она даже опьянела и утратила обычную сдержанность.

— Я хочу у тебя кое-что спросить, Кевин, — отставив рюмку, спросила фройлян Шерер. — Только обещай мне, что ответишь правду!

— Конечно, обещаю! — с предельной искренностью заверил Марч, который, в силу рода деятельности, ежедневно лгал и как минимум раз в неделю совершал клятвопреступление.

— Это правда, что мне дали рабочий псевдоним «Лошадь»?

— Что за глупости?! — убежденно возмутился Кевин, который сам этот псевдоним и придумал. — У тебя красивое личико и великолепная фигура!

— Ты умеешь быть милым, когда захочешь…

«Лошадь» протянула через стол руку и погладила ладонь своего куратора. Марч сдержал тяжелый вздох и изобразил страстную улыбку. Хорошо Джеймсу Бонду — он работает и спит исключительно с сексапильными красавицами. В жизни так не бывает. Личные и служебные интересы, как параллельные прямые, никогда не соприкасаются. Разведчику далеко не всегда приходится делать то, что нравится. Но деваться некуда!

Центральное разведывательное управление США, как и любая спецслужба мира, является строго засекреченной организацией. Но и внутри «Фирмы» имеются разные уровни секретности, что наглядно проявляется в цвете пропусков сотрудников. Гражданский обслуживающий персонал — уборщики, курьеры, повара — вставляют в прорезь турникета желтый пластиковый прямоугольник. У машинисток, секретарш и референтов оперативных отделов пропуска розовые. У офицеров-оперативников — красные. У агентуристов — зеленые. У военных планировщиков — синие. У стратегических разработчиков — фиолетовые. У шифровальщиков — черные. У старших менеджеров — серебряные. У высшего руководства — золотые…

Напрямую цвет определяет секторы доступа и время допуска. А косвенно — свидетельствует о положении обладателя на должностной лестнице, его зарплате и других возможностях… Но эта широкая цветовая гамма не исчерпывает всех предусмотренных степеней секретности. Потому что существуют подразделения, расположенные вообще за пределами штаб-квартиры, а их сотрудники не имеют не только пропусков, но и личных дел в кадровом департаменте, то есть являются «невидимками». Общение с ними осуществляется через специально закрепленного офицера связи, и лишь в крайнем случае, с разрешения высшего руководства, допускается прямой контакт.

Акция «Противопоток» была отнесена именно к такому случаю. Поэтому когда Кевин Марч, проделав одиннадцатичасовой путь через океан, приземлился в Вашингтоне, его встретили в аэропорту и привезли к небольшому дому в пригороде. Глухая изгородь из высокого кустарника, сторожкие плечистые «садовники», рвущиеся с поводков доберманы, лишенные жилого духа комнаты — не надо было иметь опыт Марча, чтобы понять: это место для конспиративных встреч с агентами глубокого прикрытия.

За много лет работы это была вторая подобная встреча. Первая состоялась на явочной квартире в Нью-Джерси в восемьдесят девятом, тогда инициатором контакта был специалист-ликвидатор. Специалист пришел первым и ждал его, сидя за столом. Складчатая черная накидка скрывала фигуру, черная маска закрывала лицо, темные очки на прорезях маскировали глаза. Когда Кевин вошел, фигура не шевельнулась, на приветствие не ответила, молча выслушала задание, которое уже было передано в письменном виде, но оказалось недостаточно подробным. На миг Марчу показалось, что перед ним не человек, а закутанный в драпировку скелет, мертвец или другой посланец потустороннего мира. У него даже похолодела спина и зашевелились волосы на затылке!