— Короче, — наконец глухим басом заговорил он. Очень уверенно, как всегда подводил итог самой сложной «стрелки». Даже если после его слов начиналась стрельба. — Короче, слюни распускать нечего! Если с русского конца трубы нам ловить нечего, то надо что-то делать здесь, в Европе. Кто задействован с этой стороны, знаешь?

— Конечно. — Баданец с интересом и появившейся надеждой посмотрел на квадратный подбородок и огромный кулак Халецкого.

Физическая сила и безоглядная решимость способна принести успех в самой безнадежной ситуации. А сейчас от Млота исходила такая волна бешеной энергии, что Баданец вдруг поверил: неукротимый тяжеловес способен решить и эту проблему!

— Реализует проект немецкая фирма «Бундес Инвест Гэз», — старательно доложил Баданец, как школьник, наконец-то выучивший урок.

— Не кричи, — поморщился Млот. — Меня конкретные люди интересуют. Кто там рулит? Что о нем известно?

— Доктор Гюнтер Краус, живет один в центре Берлина. Компромата на него нет, налоги платит исправно, ориентация нормальная, страдает какой-то хитрой болезнью… В общем, страх высоты, самолетами летать боится. Секретарша ему все время пилюли дает… У него сильная охрана, дома и в фирме сигнализация. Подходов никаких нет.

— Дети, родители, друзья, любовницы?

— Да нет, один он, как сыч. Хотя есть мнение, что спит с секретаршей. Во всяком случае — это самый близкий к нему человек.

— Кто такая? — заинтересовался Млот.

— Инга Шерер, секретарь-референт, медсестра. Говорят, и охранник по совместительству. Она от него не отходит, пылинки сдувает, пользуется полным доверием, имеет доступ ко всей документации.

— Красивая?

Баданец криво усмехнулся.

— На лошадь похожа. Я их видел раз на конгрессе газовиков. Крепкая такая баба, и как он с ней справляется?

— На лошадь, это хорошо, — кивнул Млот. — Где живет, с кем? Связи, окружение, привычки?

— Одинокая. Ни мужа, ни любовника. Недавно купила дом под Берлином. На какие шиши — неизвестно. Живет одна, приходящая прислуга…

— Хорошо, хорошо, — сосредоточенно повторил Халецкий и потер руки. — Может, перекусим все-таки?

— А-а! — Киевлянин махнул рукой. — Давай по соточке, а то нервы напряжены, как член после виагры…

Поляк покачал головой и разлил водку.

— Тогда я тебя в баню не приглашаю.

Они рассмеялись. Обстановка разрядилась.

— Давай, за успех нашего безнадежного дела! — предложил Баданец.

— Безнадежных дел не бывает. Давай просто за успех! У меня есть план…

Они выпили.

— Какой план? — жадно спросил Баданец, закусывая острой кровяной колбаской.

Млот взял рукой и высыпал в рот горсть оливок, неторопливо прожевал, выплюнул и бросил в пепельницу косточки.

— Очень простой. Пошлем ребят, и они расспросят фройляйн, как там ее, о слабых местах проекта «Синий поток». Попросим ее помочь остановить работу. Есть много способов: финансовых, юридических, технических… Например, можно разорить эту долбаную фирму! Или лишить ее лицензии! Или переманить ведущих специалистов…

Наблюдавший издалека хозяин сделал знак, и молодой худощавый официант быстро принес горячее. Пока он выставлял на стол тарелки с дымящимся бигосом, повеселевший Баданец сказал Казимиру:

— А ты знаешь, не полечу я сегодня в Москву. Все равно там толку не будет. Давай выпьем. За твою голову и стратегическое мышление. — И, опрокинув очередную стопку, спросил: — А если она не согласится?

Казимир пожал плечами.

— Тогда придется ее ликвидировать. А Краусу станет очень печально, и с ним станет проще разговаривать.

Баданец задумался, а потом разлил водку в два фужера и, пододвинув один Млоту, поднял свой:

— Давай, Казимир! За успех твоего плана!

Фразу «преступник не имеет национальности» придумал лукавый политик, политкорректный демагог-правозащитник или просто невежда. Потому что национальность — один из социально-демографических признаков личности преступника, и отказаться от него — все равно что заявить, будто преступник не имеет возраста, пола, профессии и образования. Это знает даже студент третьего курса юридического факультета. Больше того, национальность в генезисе преступности значит куда больше, чем возраст или пол, потому что существует этническая преступность, основанная на национальной основе. Европейцу закрыт путь в китайскую триаду или японскую якудзу, а ирландец Том Хейген, несмотря на преданность Семье и знание дела, не смог заменить итальянца Вито Корлеоне на посту дона Коза Ностры. Это прекрасно знает любой, кто прочел «Крестного отца» или, на худой конец, просмотрел одноименный фильм.

А вот то, что преступность интернациональна, это, как говорится, факт медицинский. Когда азербайджанцы и армяне стреляли друг в друга в Нагорном Карабахе, а осетины и ингуши резались в Тарском ущелье, их земляки успешно сотрудничали в разбойных группах где-нибудь в Москве, Питере или Ростове-на-Дону. И на вопрос, как такое возможно, отводили глаза и махали рукой: «А-а-а, там — дело одно, а здесь — совсем другое…» Так что, если вопрос о пролетарском интернационализме вновь встанет на повестку дня, то очень убедительно будет выглядеть переброшенный через улицу кумачовый плакат с белой надписью: «Ничто так не объединяет представителей разных национальностей, как преступная деятельность!»