– Я рада, что тебе нравятся твои комнаты, – сказала Одрианна, обращаясь к Верити. – Это мои любимые комнаты. Солнце и зеленый цвет напоминают мне о весеннем саде.

– А за окном растет большое дерево, – подхватил Хоксуэлл. – Я думаю, что она хочет на него залезть. Она сказала, что это можно сделать за четыре минуты. Похоже, она специалист. А в Камберуорте она никогда не лазила по деревьям?

– Я никогда не видела. Однако у нас есть высокая яблоня в самом дальнем углу, но спелые яблоки с верхних веток никогда не пропадали зря.

– В детстве вы, наверное, были активным ребенком, леди Хоксуэлл? – сказал Себастьян.

Обе женщины замерли, а Себастьян притворился, что не заметил этого. Хоксуэлл обрадовался, поскольку такое обращение к Верити свидетельствовало о том, что у него, вероятно, есть союзник.

– Я жила с отцом в его доме рядом с заводом, а играла в поле позади дома. Он многие годы не замечал, что я расту, так что мое детство длилось дольше, чем у многих других девочек.

– А когда он это понял? – спросил Себастьян.

– Он поступил так, как любой отец, если его дочь растет без матери. Он нанял гувернантку. – Она скорчила гримасу и на мгновение стала похожа на девочку из своего детства.

– И началась муштра, – предположил Себастьян.

– С утроенной силой, чтобы восполнить потерянные годы, – призналась Верити. – Она очень серьезно взялась за мое образование и воспитание. Каждый день она читала мне лекции о том, как ведут себя в свете и каковы последствия греха.

– Я могла бы помочь твоему отцу сэкономить кучу денег, – вступила в разговор Одрианна. – Все это можно найти в книгах, которые стоят менее шиллинга каждая. Ты ведь помнишь эти книги, Себастьян, не так ли? Те, что давала мне твоя мать?

Себастьян закатил глаза, вспомнив о постоянных оскорблениях своей матери. Одрианна рассмеялась. Верити тоже засмеялась – в первый раз за три дня.

Ее глаза при этом засияли, а на одной щеке появилась ямочка. Ее смех не был ни глупым, ни визгливым. Он был мелодичным и очень приятным.

– Я не была слишком прилежной ученицей, – продолжила свой рассказ Верити. – Признаюсь, я временами доставляла ей немалые неприятности. Если урок казался мне уж слишком скучным, я удирала в дом Кэти, где на час или два могла вновь становиться ребенком.

– Возможно, ты и ненавидела эти уроки, но ты их хорошо усвоила, – сказала Одрианна. – Даже Селия признала, что ты прирожденная леди, а ее не так-то легко одурачить.

– Думаю, что на самом деле она нисколько не была мной одурачена. Она заметила, что я пересказываю школьные уроки, а не говорю об опыте собственной жизни.

То, как ловко она это ввернула, не прошло для Хоксуэлла незамеченным. В который раз она напоминала ему, что они «не подходят друг другу». Он подумал – может быть, в ней живет страх, что и он, и высший свет всегда будут считать ее неподходящей женой.

Ей это будет неприятно. Даже сейчас, рядом с ним и Себастьяном, должно быть, мучительно репетировать про себя каждое слово и действие.

– Вы написали письмо Кэти? – спросил Хоксуэлл. – Эта женщина многие годы служила экономкой у мистера Томпсона, – пояснил он для Одрианны и Себастьяна.

– Я его почти закончила. Мне хотелось бы отправить его завтра, Одрианна.

– Конечно. Кому-нибудь еще ты должна написать?

– Мистеру Тревису, – ответила Верити, подумав. – Мне хочется кое о чем узнать, и я уверена, что он честно ответит на мои вопросы. Но мне следует подождать, когда моя ситуация станет более определенной.

«Твоя ситуация в том, что ты замужем», – подумал Хоксуэлл. Ее оговорка ясно свидетельствовала о том, что она по-прежнему надеется изменить эту ситуацию. Ему придется объяснить ей, и притом твердо, насколько беспочвенны ее ожидания.

– Кто такой мистер Тревис? – спросила Одрианна.

– Он управляющий заводом. Он также единственный человек, которому мой отец доверил полный секрет изобретенного им сверлильного станка. Мистер Тревис наверняка все еще на своем месте. Бертрам не сможет от него избавиться.

– Это рискованный шаг, – сказал Себастьян. – Что, если что-нибудь случится с мистером Тревисом? Производство может полностью прекратиться.

– Я имела в виду, что он был единственным мужчиной, которому доверял мой отец. Пока гувернантка вдалбливала в меня этикет, мой отец учил меня кое-чему другому. Мне тоже известен его секрет.

Хоксуэлл запечатал письмо, написанное тетке. Он просто объяснил, что его задержали дела и что он не появится в Суррее еще по крайней мере неделю, а может, и дольше. Другое письмо, кузине Коллин, было менее обстоятельным.