– Где у тебя бумага и карандаш?

Спартак указал ящик стола, и Олэн бросил ему ручку и блокнот. Журналист начал что-то царапать, прижав блокнот к коленке.

– Можешь сесть за стол, – предложил гость, убедившись, что поблизости нет никакого оружия.

Спартак устроился поудобнее и стал засыпать Олэна вопросами о жизни команды гонщиков, путешествующих по всему миру по контракту с клубом второй зоны.

Олэн охотно отвечал. Он вспоминал мельчайшие подробности, забавные случаи, рассказывал о бессонных ночах в грузовике рядом с машиной, когда они приезжали на место слишком поздно, чтобы разгрузиться и снять номер в отеле. Как дождь барабанил по крышам и заливал треки перед самым соревнованием…

– Иногда это была чертовская нищета… горбились по тысчонке за круг, – подытожил он.

– Только там были моторы, запах масла, перегретых шин и прочая чертовщина, – сказал Спартак, припомнив слова бывшего чемпиона по лыжам Орейе, который умер за рулем.

Олэн взглянул на него с симпатией и перестал все время держать на мушке.

Спартак потянулся, встал, сварил кофе и подвинул чашку гангстеру. Он не хотел подходить слишком близко, вынуждая тем самым Олэна снова размахивать оружием. Как хороший репортер, он старался создать «рабочую» атмосферу. Под личиной человека преследуемого, он уже искал просто человека.

– Знаешь, – признался он, – я не могу позволить себе сказать главному редактору, что ты сам пришел ко мне поболтать. – Он меня упечет в дурдом. А для того, чтобы напечатать опровержение, есть только один способ, коль скоро ты не кинозвезда и не крупная политическая шишка… Надо написать репортаж с твоим рассказом и новой версией несчастного случая. И потом, мне очень понравилось, как ты говорил о дружбе с тем ирландцем. Вышивать по такой канве – одно удовольствие. Да и вообще было бы любопытно подробнее рассказать о тебе как о бывшем гонщике. Согласен?

– Ирландца звали О'Кейси, – уточнил Олэн.

– А у тебя, случаем, нет вашей общей фотографии или хотя бы твоей в стальном шлеме?

– Наверное, найдется. Я погляжу. Если откопаю что-нибудь не слишком узнаваемое… то пришлю. А иначе – обойдешься!

Они выпили еще несколько чашек кофе. Олэн обогнул кровать, открыл шкаф и перебрал несколько довольно жалких галстуков.

– Этот Франсуа Кантэ был настоящим главарем? – спросил Спартак.

Он перестал записывать и просто курил, вытянув ноги и закинув босые ступни на край стола. Большой палец у него был плоским, как медаль.

– Главарем? А что это значит? Дурацкое слово. У одних шарики вертятся, у других – нет. Кантэ был парнем изобретательным и умел брать на себя ответственность.

– Я часто ломал голову, злится он или нет, что я называл его Франциском Первым…

– Понятия не имею… Он никогда об этом не говорил… Но, между прочим, это вовсе не повод обзывать меня Франциском Вторым!

– Нет, кроме шуток, тебя это раздражает?

– По-моему, это смехотворно.

– Меня-то друзья зовут Спартаком – и ничего.

– Тут чертовская разница! Спартак есть Спартак. А об этом Франциске Втором никто отродясь не слыхал. Какое-то паршивое ничтожество.

– Ты позволишь? – Репортер полистал словарь. – Франциск Второй, король Франции, родился в Фонтенбло, в 1544, стал королем в 1559… Короноваться в пятнадцать лет – совсем недурно, ты не находишь?… Э-э-э… Супруг Марии Стюарт… Видишь, и женился не черт знает на ком… Умер в 1560… По-моему, весьма достойно… Завершил круг в шестнадцать, как метеор… Подлинные герои недолго остаются на сцене…

Олэн взглянул на часы. Было около пяти утра.

– Ладно, постарайся, чтобы все это не выглядело слишком глупо, – вздохнул он. – Я тебе звякну. А понадобятся деньги, чтобы расследовать ту давнишнюю катастрофу, – скажи, не стесняйся.

– Значит, ты уже уходишь? – спросил Спартак, не двигаясь с места. (Этот гонимый, уходящий в ночь, производил на него сильное впечатление.) – Наверное, живешь в блокгаузе? – пошутил журналист, чтобы не впасть в мелодраматический тон.

– Нет. Наоборот, в очень спокойном месте. И если когда-нибудь оно превратился в блокгауз, то отнюдь не по моей вине.

– Понятно, – сказал Спартак.

Он встал и снова поставил на плиту кастрюльку для кофе.

Олэн уже подошел к двери. Он еще раз взглянул на трещины в потолке, на странную обстановку квартиры, коврики, разбросанные по мрачным кафельным плиткам, сувениры из разных стран, фотографию голой девицы в рамке. Его трогала эта атмосфера молодости, холостяжника и аромат непредвиденного. Он сам был такой же.

Франсуа согласился выпить еще чашечку. В какой-то момент Спартак подошел к нему совсем близко. Олэн давно убрал пистолет, но руку держал в кармане. Впрочем, палец больше не лежал на курке.