— В общем, так я тебе скажу, — произнесла Зоя совсем по-домашнему, заботливо и участливо, будто не только его беду разводя руками, но и свое сердце скрепив усилием воли, — если где спросят, ты от товарища своего отмежуйся.

— Ничего, ничего, — пресекла она еще не прозвучавшие из Вадимовых уст возражения, — не терзайся, твой приятель не больно-то терзался, когда втянул тебя в эту историю. Хорош гусь, сам на каждом углу невесть что языком треплет да еще друзей подводит под монастырь.

Так все-таки знает она про визит к Барканову чехословацкого гида Карела или не знает, томился неведением Вадим; если знает, значит, знают и там, потому неприятностей не оберешься, и Толику на своей седой Балтике тоже. А может, и вправду лучше придерживаться версии об экскурсоводе с выставки стекла, соблазнила его догадка, тотчас же поразительным образом уловленная Зоей Константиновной

— Только упаси тебя Бог врать, — поморщилась она, — юлить и вообще выкручиваться. Отвечай конкретно и точно, рассказывай все, как было. Это, поверь мне, всегда вызывает симпатию и желание помочь человеку. В данном случае тебе. Не забывай, какой институт хочет видеть тебя среди своих сотрудников.

— Я не забываю, — через силу произнес Вадим, поняв, что наконец можно уйти.

— Лишнего тоже не болтай, — вновь остановила его возле самой двери Зоя Константиновна. — Не активничай, соображений и домыслов не высказывай. Коротко и ясно, что видел, что слышал, и ничего больше.

Надо было срочно повидаться с Инной, предупредить ее о возможном вызове куда следует, рассказать ей о Зоином предупреждении, посоветоваться, обсудить схему дальнейшего совместного поведения. Именно совместного, ведь если ему предъявят претензии за посещение «Националя» в компании американца, то Инну ожидают те же упреки и улики. А то и почище, если она, не дай Бог, еще кому-либо брякнула про свои безумные планы насчет контактов с иностранными корреспондентами.

На факультете Инны не было. Ни в аудиториях, ни в читальном зале, ни в заветных уголках, где старшекурсницы вместе с младшекурсницами из числа тех, что побойчее и посмазливее, сладко курили вонючую «Шипку» и обсуждали, надо думать, кавалеров, ухажеров, любовников и просто «интересных мужиков» из числа преподавателей.

Безуспешные поиски, лихорадка и досада сочетались у Вадима с неотступным зудением тревожной мысли: где и когда придется давать объяснения по поводу фальшивого гида с чешской выставки, вызовут ли его куда следует особой повесткой или же приедут, как за Севкой, на черной «Волге»…

Расстроенный Вадим побрел домой, на каждом углу забираясь в пропахшую куревом и мочой телефонную будку, чтобы набрать Иннин номер. Трубку никто не снимал…

Вечером к телефону подошла Иннина мама. Своим сладким, богатым интонациями голосом ответила, что Инночки нет дома и что вернется она, скорее всего, очень поздно.

Поздно позвонить Вадим, естественно, постеснялся, хотя заснуть долго не мог, почти всерьез поверив в то, что с минуты на минуту загремит дверной звонок и в квартиру войдут высокие мужчины в китайских светлых плащах, пригласят одеться и следовать за ними…

Они и вошли, сначала именно такие, высокие, в песочных макинтошах, лицами похожие на гида с американской выставки Чарльза, он же Карел, потом другие, в военной форме какого-то устаревшего, словно бы вохровского покроя, потом еще какие-то в широкополых шляпах, закрывавших туманные, неясные лица…

Утром, когда измотанный кошмарами и беспрестанным просыпанием Вадим пил чай, в коридоре затрезвонил телефон. Оказалось, что спрашивали его.

— Вадим Сергеевич? — осведомился в трубке незнакомый и какой-то не вполне серьезный, вроде бы подначивающий голос. Вадим и решил, что его разыгрывают какие-нибудь полузабытые знакомые — ничего остроумнее не придумали, как обратиться к нему по имени-отчеству.

— Повидаться бы нам надо, потолковать, а, Вадим Сергеевич, — настоятельно и по-прежнему весело, скорее даже оптимистично предложила трубка, и Вадим с запоздалым сомнением осознал, что розыгрышем тут и не пахнет.

— Я не против, — пробормотал Вадим, стыдясь своего незнакомого, блеющего голоса.

— Вот и замечательно! — восхитился неизвестный собеседник. — Просто чудесно, что не против! Тогда и откладывать не будем, а? Как вы считаете? В одиннадцать вас устроит? Прямо в ваших, как говорится, пределах, на родимой вашей территории…

— То есть на факультете? — спросил Вадим, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно и мужественно, по крайней мере, не выдавая постыдного его мандража.

— Так точно, — со служебной определенностью подтвердил незнакомец. — Жду вас в деканате. Ровно в одиннадцать.

И в тоне его на прощание промелькнула безапелляционность приказа или распоряжения.

— О себе заботься! — пришли на память настойчивые советы Зои Константиновны, сейчас они одновременно и раздражали, и казались разумными.