– Ты умный человек, а ведешь себя как дурак, – начала она педагогическую беседу с несчастным влюбленным.

Саня мрачно засопел.

– Неужели ты сам не видишь, что она – девочка легкомысленная и на глубокие чувства не способна? По крайней мере, пока.

– Вижу, – проскрипел Саня, как падающее дерево.

– Так зачем же себя обманываешь? Знаешь сказку про мотылька и свечку?

– Знаю, знаю, – нетерпеливо буркнул Саня. – Сгорел он.

– Не в том дело, что сгорел. Это и так ясно. Вот слушай. Мне дед Ефим рассказал, когда я на мужа жаловалась. Мотылек увидел свечу и принял ее за прекрасный цветок. Ослепленный, он подлетел, мечтая покачаться на чудных лепестках. И загорелся. Сгорая, он стал проклинать огонь. А тот ответил: «Разве я виноват, что я не цветок, а пламя?»

– Получается, его погубил не огонь, а собственная глупость, – невесело рассмеялся Саня. – Очень поучительно. Спасибо. Есть о чем подумать.

В этот вечер Анжелика, твердо решив не быть стервой, плотно задернула шторы и села разгадывать тригонометрические уравнения. В глубине души она, разумеется, ждала ежевечернего послания от Сани, которое, к ее досаде, всё не приходило.

Тогда Анжелика сама вышла на улицу. Прогулялась до магазина, купила хлеб, потом подозвала Илью Сергеича, висевшего вниз головой на яблоне, и равнодушно спросила:

– Что, не было сегодня писем?

– Не, – отмахнулся пятиклассник, которому уже наскучила эта история.

– Ну, ладно. Больше не носи, даже если будут.

– А куда мне их девать-то?

– Наделай лодочек и в Битюге пускай.

– Что я, маленький? – оскорбился Илья Сергеич. – В кораблики играть!

Между тем Саня принял стоическое решение жить не чувствами, а разумом. И тут же отправился на квартиру к новому учителю для беседы на философские темы, а главное – чтобы не побежать под окно к Анжелике.

Митя, хмурясь, листал учебник английского языка. Они с Евдокией Павловной разделили расписание по-братски: ему – все гуманитарные, ей – точные дисциплины и физкультуру.

До своей любимой истории он еще ни разу не добрался. Зато провел изложение, пересказал – уже без участия Сани – булгаковский «Бег», объяснил нечто ему самому до конца не ясное про несобственно прямую речь. И малость очумел.

Все складывалось совсем не так, как мечталось, но сбросить с себя добровольное ярмо он уже не мог. Ведь это значило оставить маленькую Дуню один на один со всеми школьными тяготами.

Лето, закончившееся неделю назад, отодвинулось далеко-далеко, будто Митя перевернул бинокль. В его новой жизни не было времени ни на что, кроме учительской повинности. Даже деревня дураков, находившаяся в получасе ходьбы, сделалась вдруг недостижимой, как мыс Горн. Каждое утро он давал себе зарок проведать Лену. Но вспоминал об этом лишь поздно ночью, в полусне карабкаясь на чердак.

И тем не менее Митя был спокоен и даже счастлив. За эту неделю он ни разу не успел подумать о своем месте в мире и о том, как он выглядит в глазах окружающих. Мысль, поневоле прикованная к совершенно посторонним предметам, вроде спряжения неправильных глаголов или составления поурочного плана, незаметно отвыкала течь по этому руслу, отклонялась в сторону, и Митя отдыхал от самого себя.

Не имевший ни одной свободной минуты, он впервые в жизни был совершенно свободен. И однажды ночью проснулся оттого, что смеется во сне. На улице шепотом волновались деревья, и было слышно, что с каждым порывом ветра их шум становится все разреженней и прозрачней.

– Я пришел узнать ваше мнение, – произнес Саня сиплым голосом, который хотелось смазать маслом, как старую дверь. – Насчет смысла жизни. Вы тут обмолвились, что тоже об этом размышляете.

– Да, было дело, – весело откликнулся Митя, отодвигая осточертевший учебник. – Только, по-моему, разговаривать об этом бессмысленно. Прости за каламбур.

– Так о чем же тогда вообще разговаривать? – патетически вскричал Саня.

Митя вдруг ощутил себя окончательно взрослым. Санина безапелляционная горячность была ему хорошо знакома. Но он смотрел на нее со стороны, как на школьную форму, из которой вырос.

– Чужой опыт еще никому не пошел впрок, – сказал он, внимательно подбирая слова. – Всё, чем я бы мог с тобой поделиться, и даже всё, что ты вычитаешь из книг, тебе в лучшем случае не поможет. А в худшем – помешает. Это дорога, по которой каждый идет сам.

– Тогда зачем искусство? Философия, религия? Если они не о смысле жизни, то это всё гнусный обман! Подлое взрослое вранье!

– Да нет, они именно о смысле. Только это не готовые рецепты.

– А что же?