— Зато работает, — осклабился Мазукта. — Спор всегда прекращается. А значит, довод, и притом убойной силы.

— Мазукта, — вмешался Шамбамбукли, — это действительно как-то…

— Ну ладно, ладно, — поморщился Мазукта. — Тоже мне, эстеты! Ладно, допустим, в мире есть зло. Есть или нет?

— Конечно, есть! — кивнул человек. — Сам видел.

— Угу, понятно. А я вот не видел. Так что, не мог бы ты перейти от голословных утверждений к конкретным фактам? Где именно ты видел зло, в котором часу, что оно делало, и что при этом делал ты сам — словом, дать подробный отчет?

— Эээ… ну, например…

— В письменном виде. — Мазукта быстро сунул человеку в руки блокнот и карандаш.

— В письменном?

— Да. И опиши все зло, сколько его есть в мире. А мы тут прочитаем, примем меры.

— Все зло? ВСЕ?!

— Да, будь любезен. И начни с самого начала времен. Чтобы уж точно ничего не упустить. Освети каждое событие, объясни, что в нем не так и как без этого можно было обойтись, какой и от чего бывает вред, и почему можно пренебречь пользой — словом, да, действительно все. Времени у тебя теперь хоть отбавляй, возможности имеются — приступай. Закончишь, возвращайся.

Человек вертел в руках блокнот, и в его глазах разгорался какой-то нехороший огонек.

— Значит, с начала времен?..

— Да, во-о-он оттуда. — Мазукта указал пальцем. — Видишь, там, где обезьяна с дерева спускается?

— Ага, вижу. Безобразие какое! Что это она надумала? Обезьянам надлежит жить на деревьях, а не шастать по земле… сейчас, запишу эту мысль.

— Ага, иди, записывай. И с подробностями, с подробностями! Все «за», все «против» — ну, сообразишь.

Когда человек ушел, Шамбамбукли с укоризной посмотрел на Мазукту.

— Ну и зачем это надо? Так издеваться над человеком? Ведь очевидно же, что в мире все уравновешено, нигде он не найдет никакого зла в чистом виде.

— Не волнуйся. — Мазукта брезгливо скривился. — Этот — найдет.

— Ну чего ты волнуешься? — спросил демиург. — Обещал — значит, сделаю.

— Да я не волнуюсь… — вздохнул старик.

— Ну посмотри на небо. Видишь звезды?

— Ну вижу…

— Можешь ли ты их сосчитать?

— Могу…

— Да это не задание! Это риторический вопрос.

— Тогда не могу…

— Вот и потомство твое никто не сможет сосчитать, ибо будут они как звезды небесные.

— Как звезды, значит?.. — задумчиво пробормотал старик, глядя вверх.

Небо прочертила короткая огненная вспышка. За ней вторая, третья… Начинался звездопад.

— У меня тоже что-то такое было, — задумчиво сказал демиург Мазукта. — В смысле, с башней. В шестом… нет, кажется, в шестнадцатом мире. Или в шестидесятом?.. Не помню… шестерка там точно была.

— Так что с башней-то? — спросил демиург Шамбамбукли.

— Да ничего особенного, — ответил Мазукта. — Люди строили башню до неба, я им перемешал языки, и стройка застопорилась.

— А зачем перемешал-то? Из вредности?

— Обижаешь! Из принципа.

Мазукта присел на край облака и закурил.

— У меня тогда были своеобразные принципы, — с затаенной ностальгией произнес он. — Все для человека, все для блага человека, все во имя… ну, ты понял.

— Нет, не понял, — помотал головой Шамбамбукли. — Где же тут благо?

— Да все просто, — махнул рукой Мазукта. — Я посмотрел на людей, вижу — строят башню. Ну и спустился к ним посмотреть поближе, поинтересоваться, что к чему. Спросил одного: «Что это вы тут делаете и зачем?» А он и отвечает, башню, мол, строим, чтобы до неба добраться и демиургу своему морду набить.

— Ну тут ты, понятное дело, обиделся, — догадался Шамбамбукли.

— И ничего подобного! — возразил Мазукта. — Было бы на кого обижаться… И потом, один человек — это еще не все человечество. Он не может за всех решать. Одно частное мнение я выслушал, решил послушать остальных.

— И что сказали остальные?

— Один сказал, что башня их приближает к горячо обожаемому творцу. Другой сказал «чувак, но ведь башня до неба — это круто!». Третий что-то мямлил про неудовлетворенное либидо. Четвертый — «а че такого, все строят, и я строю»… Понимаешь? Они же все говорили на разных языках! Делали одно и то же дело, все вместе, общались друг с другом всю сознательную жизнь — и при этом совершенно не понимали друг друга! А думали, что понимают. Это же плохо?

— Плохо, — согласился Шамбамбукли.