Созонова Ника Викторовна
Шрифт:
В ту пору все называли его Чужим. Мне не нравилась эта кличка, хотя, говоря по правде, она ему подходила: он считал себя чужим для всего и всех и вел себя соответственно. Я, единственная, называла его Акелой — в честь белого мудрого вожака-волка из 'Маугли'. И постепенно следом за мной его стали так величать и остальные.
Помню, как-то Фоксик вселил меня и себя в двухкомнатную хату (друг куда-то уехал на пару недель). После особенно трудного 'аска' и бдения на Марсовом (место, располагающее ко всякого рода философским темам), я спала в одиночестве, сладко и крепко, как зимний сурок. Разбудили меня вопли под окном. Не до конца проснувшись, я выползла на балкон.
— О, Росси! Классно, что ты проснулась! А то Акела полез тебя будить!
Во дворе стояли Чакра и еще какое-то чудо женского пола.
— Куда?!
А надо заметить, что хата приятеля находилась на последнем этаже хрущевки.
— Да он по водосточной трубе уже до твоего окна долез — камушки в стекло бросает!..
Квартира была угловой, и видеть упомянутое окно — вкупе с водосточной трубой — с балкона я не могла. (К счастью — это избавило меня от сильного нервного потрясения.)
— Скажи ему, пусть слезает! Немедленно!!! — Я аж охрипла от восхищения и ужаса. — Сейчас я открою — заходите!..
И вот так всегда…
Акела выпадал из любых правил, не вписывался ни в какие нормы.
Когда он лежал в больнице со сломанным позвоночником, первая жена с маленьким сыном ушла к его другу. (Которого, между прочим, он вызвал из родного Магадана и обеспечил приличной работой.) Акелу удержала на поверхности жизни только нечеловеческая жажда мести. Я читала его стихи того периода: о том, как он погружается в древнюю чернейшую магию, чтобы научиться уничтожать предателей — не тела, но самые их души.
Он дал себе срок в три года, прежде чем начать действовать, — хотел, чтобы сын немного подрос. Но, к счастью, вскоре женился во второй раз, и месть стала неактуальной. Вторая жена была лидером питерской тусовки сайентологов. Акела со всей избыточной энергией принялся ей помогать — занимался реабилитацией наркоманов, организовывал кружки анонимной взаимопомощи, куда-то ездил, что-то писал, выступал по радио. Затем резко разочаровался в Хаббарде и его учении. Так резко, что рикошетом ударило по жене — которую он оставил как заблудшую и идущую по 'левому' пути. Заодно унес из общественной кассы часть денег, рассудив, что заслужил их долгим и честным трудом. После этого у него, естественно, не было пути назад. И хотя он пытался вернуться, осознав, что жену все-таки любит — она не простила. И уже в одиночестве родила от него дочку…
На момент нашего знакомства Акела изживал ненависть к первой жене и другу, мечтал вернуться ко второй, любимой, накопив денег, чтобы вернуть их в кассу, и встречался с потомственной колдуньей Чакрой, периодически ей изменяя.
Помню, как он потряс меня однажды, рассказав, что, когда женщина делает от него аборт, он чувствует, как умирает его дитя, и корчится в диких муках.
Мировоззрение братца соответствовало судьбе и поступкам. Он считал себя католиком и даже обмолвился как-то о тайном ордене, в котором состоял. Но при этом его взгляды на людей мало напоминали христианское 'возлюби ближнего своего'. Скорее наоборот.
'Я часто ненавижу людей, Росси! Все они либо быдло, жующее, гадящее и размножающееся, либо — индивидуальности с раздутым 'я', кичащиеся собственной неповторимостью, от которых за километр разит чванством и тщеславием. Больше всего меня бесят те, кто сбиваются в толпы, стада и стаи. Когда они подростки или юнцы — они панки, или готы, или эмо. Или скины, идущие за каким-нибудь крикливым лидером, не зная, откуда он взялся и о чем кричит, выполняющие тупые обряды с упорством фанатиков, вешающие на шею кельтский крест или свастику и мнящие себя избранными. Я тут недавно одного сатаненка выцепил, совсем крошечного, лет тринадцати, но все как положено: распятие вверх ногами на куцей груди, на черной курточке значок '666' и Лилит в перевернутой пентаграмме. Ну, я хвать его за обшлага и давай выспрашивать (воистину, любопытно стало):
— Слушай, — говорю, — ты, как я вижу, сатанист?
— Сатанист, — отвечает, гордо выпячивая подбородок, а глазки испуганные-испуганные.
— У меня всегда было несколько вопросов относительно вашей веры. Может, разъяснишь? Для начала: ты люцеферианин или дьяволопоклонник?
— Я сатанист!!!
Ротик сложился обиженной подковкой от моего непонимания. Такое ощущение, что вот-вот расплачется. Мне так и захотелось сделать ему козу из двух пальцев и сказать: 'У-ти, маленький, шел бы ты домой спати, а не в таком виде по улице вечерами шастал'.
— Ладно, проехали. А вот ответь мне — вон на тебе сколько всякой лабуды понавешено: звездочка какая-то, а в ней имя женское. Эта Лилит тебе кто — цветок любимый, или матушка твоя почтенная, или девушка, которая нравится?
Он аж побагровел от моих предположений.
— Да это… — он глубоко вздохнул. — Ну, это… — выдохнул. — Как его… — продолжительная пауза. — В общем…
— Хорошо, я понял. Давай попроще: вот три шестерки у тебя на значке, а это что означает? Твое число, приносящее удачу, номер пейджера потерявшейся собачки?.. — Тут я уже откровенно изгаляться стал.