— Ну, э-э-э…

На этом мы с ним и расстались — оба недовольные друг другом.

Так к чему это я? А, вспомнил! Так вот: пока они маленькие, они вешают на себя яркие ярлыки. Панка, скажем, от мажора всегда отличишь. Потом они вырастают, но все равно продолжают входить в какие-нибудь сообщества, партии, группы, только теперь это не так заметно. Они уже не носят одинаковую одежду, не подстригают особым образом волосы, но спроси любого — и он окажется либо фанатом Спартака, либо доморощенным масоном, или рериховцем, или коммунистом, посещающим все манифесты и митинги. В общем, человек — скотина стадная, и это не может меня не угнетать. Не зная и не понимая, ради чего — но лишь бы в толпе…'

У нас с ним были неравные отношения. Я его, можно сказать, боготворила, впитывала каждое слово, преданно заглядывала в очень светлые, почти белые глаза, а он… Не знаю, какой прок был ему от общения со мной, но однажды, будучи в подпитии, он сказал: 'Знаешь, сестренка, если кто-нибудь когда-нибудь тебя тронет хоть пальцем, мне не надо будет ничего объяснять. Просто укажи на него и скажи 'фас', и я его разорву'. А буквально на следующий день я услышала от него такое: 'Росси, никогда не доверяй мне! Я продам всех и вся, когда мне это будет выгодно. Я чужой для всех, и все вы мне тоже чужие'. Такие вот перепады.

Но при этом я всегда чувствовала себя рядом с ним в абсолютной безопасности. В нем был внутренний стержень, прочный, как адамант, и глобальное спокойствие — несмотря на внешние бури и выплески. И холод.

Но вот попасть ему во враги — упаси боже…

Есть кабак возле Исаакия под названием 'Циник'. Его отличают от других подобных заведений демократичность и почти полное отсутствие каких-либо запретов. Мы с Акелой частенько заходили туда. Длинные деревянные столы, лавки, низкий потолок, свойский и улыбчивый бармен… В одном помещении орала музыка, в другом было тихо, и здесь он частенько играл на гитаре, собирая толпу слушателей, оплачивавших ему и мне спиртное. У братца был мощный голос, тембром напоминающий Высоцкого. Мне очень нравилось, как он поет — полностью отдаваясь этому процессу, срывая голос до клокочущего хрипа.

Он был очень сильным, несмотря на кажущуюся худосочность. Иногда мы устраивали шуточные потасовки, в ходе которых я летала со свистом у него над головой. Я запомнила правило, которое он мне повторял: 'Сестренка, самое главное — отдать центр. Именно туда всегда метит противник, так зачем же за него цепляться!'

А еще у него была фишка: выбирая своим возлюбленным цветы, он всегда покупал только белые розы, и перед тем как подарить, обламывал у них шипы.

Кажется, больше всего на свете он мечтал о собственном замке в Исландии, на скалистом морском берегу, с огромным камином и собаками — догами или лабрадорами.

Он не был по сути своей человеком 'Трубы', и я знала, что это временное его обиталище и рано или поздно он уйдет оттуда — и от всех нас, выкарабкается. И его будущее всегда представлялось мне грандиозным…

Вчера, по дороге с квартирника Акела обещал мне тет-а-тетный разговор. Я вспомнила об этом, чуть только открыла глаза.

Сначала, правда, нужно было окончательно проснуться и придать себе более-менее человеческий вид. И вытащить братца на улицу — право же, не в душной дымной кухоньке, среди угарного или наширявшегося люда общаться по душам. Вторая задача была сложнее первой: он о чем-то яростно спорил с Абреком, и к моменту, когда я вымыла личико и расчесала лохмы, спор достиг пика агрессивной жестикуляции и повышенных тонов.

— Эй, братцы-кролики! — Я сунулась между ними. — Кто-то, кажется, обещал мне пешую прогулочку по достопримечательностям Питера.

— Что, прямо сейчас?.. — Братец, прерванный на жаркой ноте, недовольно скривился.

— А когда еще? Акела, неужели ты посмеешь обмануть свою бедную, маленькую, доверчивую сестренку?.. — В этом месте я кукольно захлопала ресницами и даже попыталась пустить скупую девичью слезу.

— Ладно, Росси, ты и мертвого достанешь! Сейчас пойдем, только лицо попроще сделай, а то всех собак по дороге распугаешь.

До глубины души оскорбленная таким отношением к моей выразительно-траурной физиономии, я заявила:

— Да ты знаешь, что по моим актерским способностям МХАТ плачет?

— Угу. Слезами облегчения, что тебя там нет! — гоготнул Брейки.

— А ты, ты!.. — Я старательно попыталась сотворить достойную реплику, но вместо этого прыснула.

Парни громко заржали следом за мной, наполняя Хижину волной позитива.

— Ну, пошли, сестренка! — отдуваясь от смеха, пробасил Акела.

— Покеда! — Абрек традиционно чмокнул меня в щеку.

Как от любого его прикосновения, даже случайного — щекотно-жаркая волна прокатилась изнутри. Вот если бы я шла на прогулку с ним… Впрочем, к чему мечтать о несбыточном?

К тому же и обществу моего братца, белоглазого 'амурского волчары', я неимоверно рада…

Мы брели по незнакомым улицам, пахнувшим летом и бензином.

Я уже давно решила, что все ему расскажу, и только не знала, с чего начать.

— Кажется, что небо сегодня близко-близко и вот-вот рухнет нам на голову…