– Заткнитесь, если не хотите попасть на завтрак акулам, – и все замолкли.

Аррен попытался представить себе эти места: Соул, Рынок Амруна. Там продают рабов. Их без смущения ставят в ряд перед покупателями, будто рогатый скот или овец на рынке в Бериле. Он будет стоять там в цепях. Кто-то купит его, приведет домой и будет приказывать ему, а он откажется повиноваться. Или подчинится и попытается бежать. И его убьют, так или иначе. Его душа не восставала при мысли о рабстве, ибо он был слишком болен и сбит с толку. Аррен просто знал, что не вынесет этого и в течение недели-другой умрет или будет убит. Несмотря ни на что, его данная перспектива пугала, и он прекратил размышлять о будущем. Юноша уставился вниз, на черный от грязи настил трюма. Солнце жгло его плечи, жажда вновь высушила рот и тисками сжала горло.

Солнце село, пришла ночь, ясная и прохладная. На небе высыпали яркие звезды. Гулко и размеренно бил барабан, задавая ритм веслам, ибо стоял мертвый штиль. Теперь неимоверные страдания причинял холод. Спину Аррена немного согревали скованные ноги сидящего за ним человека, а левый бок – приткнувшийся к нему немой, который сидел скрючившись и мычал что-то на одной ноте. Произошла смена гребцов, и барабан забил вновь. Аррен хотел забыться, но никак не мог уснуть. Его кости ныли, но он не в силах был изменить позу. Он дрожал, терзаемый болью и жаждой, и смотрел на звезды, которые плясали по небу с каждым взмахом гребцов, затем возвращались на свои места и замирали, вновь дергались, возвращались, замирали… Человек в ошейнике стоял вместе с другими между еще одним трюмом и мачтой, на которой раскачивался маленький фонарь, высвечивая силуэты их голов и плеч.

– Туман, черт его задери, – послышался ненавистный тихий голос человека с ошейником. – Откуда мог взяться туман в Южных Проливах в это время года? Злодейка судьба!

Бил барабан. Звезды взлетали, скользили, останавливались. Рядом с Арреном немой парень вдруг вздрогнул всем телом и, подняв голову, издал ужасный животный вой.

– Тихо там! – взревел второй человек, стоящий у мачты. Немой опять вздрогнул и умолк, стиснув челюсти. Звезды украдкой скользили в никуда.

Мачта качалась и исчезала. На спину Аррена, казалось, упало холодное покрывало тумана. Барабан запнулся, затем забил снова, но уже тише.

– Густой, как свернувшееся молоко, – сказал хриплый голос где-то над головой Аррена. – Держите ритм! Здесь на двадцать миль вокруг нет ни одной мели!

Обветренная, покрытая шрамами нога возникла из тумана, замерла на миг у лица Аррена и исчезла.

В тумане не ощущалось продвижение вперед – лишь тихое покачивание да скрип весел. Стук барабана был едва слышен. Промозглая сырость пробирала до костей. Туман заливал Аррену глаза, конденсируясь на его волосах. Он старался поймать капли языком и жадно вдыхал влажный воздух, пытаясь утолить жажду. Но зубы его стучали. Холодный металл цепи натирал ему бедро, и оно горело огнем. Барабан бил, бил и вдруг умолк. Наступила тишина.

– Держать ритм! В чем дело? – раздался хриплый рык с носа. Ответа не последовало.

Корабль слегка покачивался на волнах. За едва различимыми перилами разверзлась пустота. Что-то задело борт корабля. Слабый скрежет прозвучал, словно удар грома в этой мертвой неземной тишине и мраке.

– Мы сели на мель, – прошептал кто-то из пленников, но безмолвие поглотило его голос.

Туман посветлел, будто в его глубинах зажегся огонек. Аррен отчетливо увидел головы людей, прикованных рядом с ним, блеск капелек влаги в их волосах. Судно вновь вздрогнуло. Он подался вперед, насколько позволили цепи, и вытянул шею, пытаясь разглядеть как можно больше. Туман над палубой сиял, словно луна из-за тонкой тучки, холодный и лучезарный. Гребцы сидели неподвижно, как статуи. Члены экипажа сгрудились на шкафуте корабля, их глаза едва заметно светились. Слева по борту одиноко стоял человек. Это от него исходил свет: от его лица, рук и посоха, горевшего подобно расплавленному серебру.

У ног испускавшего свет человека сгорбилась черная тень. Аррен попытался заговорить, но не смог. Укутанный в это великолепие света Верховный Маг подошел к нему и опустился на колени на палубу. Аррен почувствовал прикосновение его руки и услышал его голос. Вдруг оковы на руках и теле юноши разомкнулись, и по всему трюму зазвенели цепи. Но ни один человек не пошевелился. Аррен попытался встать, но не смог – все тело окоченело от долгого бездействия. Верховный Маг крепко сжал его руку и, опираясь на нее, Аррен выбрался из грузового трюма на палубу. Верховный Маг отошел в сторону, и слабое свечение озарило застывшие лица гребцов. Он остановился возле человека, который скрючился у перил.

– Я не палач, – отчетливо произнес Сокол суровым голосом, холодным, как магический свет, озаривший туман. – Но во имя правосудия, Эгре, я возьму этот груз на себя: я приказываю твоему голосу пропасть до тех пор, пока у тебя не найдутся слова, достойные произнесения. Сокол вернулся к Аррену и помог ему подняться на ноги.

– А теперь пойдем, парень, – сказал он, и с его помощью Аррен проковылял вперед и полувполз, полуупал в лодку, качавшуюся у борта корабля. Парус «Ясноглазки» напоминал в тумане крылышко мотылька. В той же абсолютной тишине и мертвом штиле свет погас, лодка повернулась и скользнула прочь от корабля. Почти тотчас же утонули во мгле черная громада борта галеры, тусклый фонарь на мачте и застывшие гребцы. Аррену показалось, что он слышит голоса, срывающиеся на крик, но звук был очень тих, а вскоре исчез и он. Прошло немного времени, и туман стал редеть, распадаться на клочья, уносимые ветром во тьму. Показалось звездное небо, и «Ясноглазка» бесшумно, как бабочка, летела по морю сквозь ясную ночь.

Сокол укрыл Аррена одеялами и дал ему воды. Он сидел, положа руку на плечо мальчика, когда тот вдруг заплакал. Маг ничего не сказал, но в прикосновении его руки ощущалась нежность и забота. Постепенно, под влиянием тепла, мягкого покачивания лодки и спокойствия в сердце, Аррен расслабился и обрел покой.

Он посмотрел на своего спутника. Смуглое лицо мага больше не испускало неземного сияния. Аррен четко различал его черты в ярком свете звезд.

Лодка летела вперед, влекомая силой магии. Волны, казалось, удивленно шептались у ее бортов.