Интеллигентская закваска всё же сказывалась. На службе Ласкина так и прозвали «интеллигент» штаба. Все у него были «милейшие» и «уважаемые» даже когда он сердился. Как-то выхожу на крик в коридоре, а там мой начальник штаба распекает командира:

— Как вы могли, почтеннейший, не выполнить приказ?! Это же — преступление! Не вынуждайте меня к крайним мерам. Извольте, уважаемый, сейчас же сделать то-то и то-то.

Биография Е. С. Птухина намного проще. Пятнадцатилетним пареньком Птухин добровольно вступил в один из первых авиационных отрядов молодой Советской Республики. Принимал участие в разгроме барона Врангеля. С мая 1937 года под псевдонимом «генерал Хосе» участвовал в гражданской войне в Испании, командовал истребительной группой ВВС.

Товарищ Сталин, убеждённый, что в случае агрессии, Германия свой главный удар нацелит на Донбасс, основную сырьевую базу России, проявлял особую заботу о Киевском округе. Наш округ постоянно укреплялся отборными войсками, техникой и военными кадрами.

С первых дней 1941 года в округ стали поступать новые самолёты: МиГ-1, ЛАГГ-3, Як-1, Ил-1, Ил-2. Лично мне было поручено освоение новых скоростных типов самолётов с упором на ночную подготовку. Работа с радиолокационными средствами типа РУС-1 и РУС-2. Создание командных пунктов и пунктов наведения авиации в передовых сухопутных и танковых соединениях.

Сталин ежедневно интересовался ходом освоения новой авиационной техники. Горячка переучивания усиливалась, а тут ещё начальник Управления ВВС Красной Армии П. В. Рычагов приказал выполнять полёты в зимний период только на колёсах. Но для этого нужно было чистить или укатывать снег на взлётно-посадочной полосе. А чем? Техники и людей не хватало. Снег разгребали лопатами. Обильные снегопады в считанные минуты сводили на «нет» всю работу аэродромного обслуживающего персонала. Планы лётного переучивания срывались. С молчаливого согласия командующего Птухина, командиры авиадивизий начали потихоньку летать на лыжах. Пришлось вызывать их в Киев:

— Ну, как дела с полётами?

— Летаем понемногу, товарищ командующий.

— Понемногу нельзя, есть план.

— Так ведь зима, трудно чистить.

— Что вы мне голову морочите? Думаете, я не знаю, что вы летаете на лыжах? Ну, и летайте себе на здоровье! Только не забывайте и о тренировках на колёсах.

— А мы так и делаем, товарищ командующий, — хором отвечают командиры дивизий. — Как пришлют снегоочистители, снимем лыжи совсем и перейдём на колёса.

В Киевском округе у нас у первых началось строительство новых аэродромов. Намечалось создание более 150 аэродромов в полосе границы с Польшей: Ковель-Львов-Черновицы на 1000 км и вглубь за Днепр: Бахмач-Прилуки-Пирятин — около 1200 км, на которых должны были базироваться 39 авиационных полков: истребители, штурмовики, бомбардировщики, разведчики, связь, транспортная авиация. На старых аэродромах укладывали новые бетонные взлётно-посадочные полосы. На эти работы привлекли всё местное население.

Переучивание и освоение современной техники шло медленно. На новых Миг-3 часто отказывали двигатели в воздухе. Лопатки надува заедали, что вызывало возгорание мотора. Последние бомбардировщики типа П-2 к нам не поступали. Лётчики летали на старых СБ, рассчитанных на одну тонну бомбовой нагрузки. К началу войны весь лётный состав истребителей летал на старых машинах И-25, И-153, И-16, на которых, к слову сказать, лётчики впоследствии умело воевали.

В последних телеграммах от Наркома говорилось, что Германия в ближайшие дни нарушит нашу государственную границу, но чтобы мы на провокацию не поддавались, и не нарушали Договор о ненападении, заключённый между СССР и Германией. Огонь по вражеским самолётам первыми не открывать. Все, кто был связан с обороной нашей территории: жители пограничных зон, сами пограничники, командиры воинских частей, знали, что вот-вот Германия нападёт на Советский Союз. Уже с начала весны 1941 года, да и раньше, со стороны немецкой авиации под видом потери лётчиками ориентировки в приграничной полосе нашего округа отмечалось много нарушений. Только за один месяц май было зафиксировано более 50 нарушений воздушной границы, на земле задержано 113 шпионов и диверсантов с радиостанциями, большинство из которых были жителями Западной Украины.

Всю весну Е. С. Птухин находился в Москве, занимаясь вопросами организации ПВО страны. Я в Киеве подчинялся непосредственно командующему Г. К. Жукову. И вскоре получил от него категорический приказ: во что бы то ни стало посадить немецкий самолёт на наш аэродром. В те дни на аэродроме Броды я как раз разрабатывал с лётчиками варианты имитации ложных атак, не открывая огня.

Надо сказать, что система ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение и связь) в то время была исключительно несовершенна. Никаких радиолокационных станций. Проводя учения, я лично вылетал с аэродрома Броды курсом вдоль нашей госграницы от Черновиц на юге до Ковеля на севере. Так вот, оповещение о моём полёте поступало спустя только двадцать минут после моего приземления. Информация передавалась по телефону через всю систему войск Округа.

В конце апреля поступил сигнал о том, что вражеский самолёт, нарушив государственную границу севернее Ровно, с курсом 90 градусов, удалился на нашу территорию. Как установили впоследствии, самолёт дошёл до аэродрома Борисполь, восточнее Киева, и уже возвращался. С таким опозданием мы получили донесение.

Я немедленно дал команду поднять в воздух все истребительные полковые и дежурные звенья с аэродромов Фастово, Проскурово, Броды и Львова. В воздух стартовали более пятидесяти истребителей И-6 и И-153. Наши лётчики атаковали нарушителя ложными атаками. Немцы шли на Ю-96 — старом бомбардировщике, переделанном под гражданский самолёт. Они всё время отклонялись от наших ястребков, теряя высоту, и подошли к Ровно на высоте 1000–1400 м. Неожиданно у них сдал один мотор, и самолёт стал быстро снижаться. В конце концов, им пришлось приземлиться на фюзеляж на поляне, где по случаю косил траву крестьянин, а его лошадь паслась на опушке леса. Экипаж фашистского разведчика состоял из двух человек, переодетых в гражданское.

После посадки они сразу включили подрывное устройство восьми длиннофокусных фотоаппаратов, из которых взорвались только шесть. Немцы стали совать крестьянину пачки советских денег, одновременно угрожая пистолетом и требуя, чтобы тот довёз их на телеге до границы. Но парень оказался не прост. Зная немного по-немецки, он заверил, что согласен и должен только пойти за лошадью, которая пасётся неподалёку. Оставив немцев с телегой и «в дураках», сам на лошади ускакал в лес.

Вскоре из Ровно подъехали представители НКВД. Забрали немецких лётчиков, отвезли в лучшую гостиницу, накормили и тут же без допроса сопроводили на легковой машине к границе, где и передали экипаж пограничным немецким властям с извинениями. В это время поднятые мною истребители, вернувшись с задания, сообщили, что посажен двухмоторный самолёт. Я тотчас вылетел в Ровно и через двадцать минут приземлился на луг, где произвёл вынужденную посадку немецкий разведчик. Экипажа на месте уже не оказалось. Осмотрев самолёт, я убедился, что два фотоаппарата уцелели. На передней части крыльев обнаружились пробитые отверстия без выходных, по диаметру схожие с пулевыми, видимо то были следы от камешков при посадке на каменистый грунт. Данный осмотр оказался крайне важным, так как фашистские разведчики уверяли, что их якобы обстреляли. К полудню я уже представил в НКВД шпионские фотоснимки наших железнодорожных узлов по маршруту Киев-Львов, мостов через Днепр, аэродромов основных и тех, что находились в стадии строительства.