— И тебе нравится в Сноу-Виллидж?

— Пока нравилось. Милый городок.

Все еще улыбаясь, все еще поблескивая глазами, все еще обаятельный, без тени безумия на лице, он тем не менее возразил:

— Сноу-Виллидж — город зла.

— Конечно, зло здесь тоже есть, но некоторые части города очень даже хорошие.

— Например, ресторан «У Морелли», — вставил я.

— В «Альбе» сказочно готовят курицу, — добавила Лорри. — И «Бижу» — потрясающее место.

— Это же надо, назвать кинотеатр «Бижу»![21] — воскликнул я, обрадованный тем, что наши вкусы в этом вопросе совпадали.

— Вся эта лепнина в стиле арт-деко. И попкорн они готовят с настоящим маслом.

— Мне еще нравится Центральный квадратный парк, — добавил я.

Маньяк не согласился:

— Нет, это отвратительное место. Я посидел там некоторое время, наблюдая, как птицы гадят на памятник Корнелия Рутефорда Сноу.

— И что в этом плохого? — удивилась Лорри. — Если он был и вполовину таким самодовольным, каким его изображает памятник, птицы все делают правильно.

— Я же не говорю, что птицы отвратительные, хотя, возможно, это и так, — маньяк продолжал лучезарно улыбаться. — Я говорю, что сам парк — отвратительное место. Земля, на которой он разбит, пропитана злом, вся земля, на которой стоит город, пропитана злом.

Я хотел продолжить разговор с Лорри о том, что нам нравится в городе, выяснить, в чем еще сходятся наши взгляды, и не сомневался, что и ей хотелось того же, но мы оба чувствовали, что должны слушать этого улыбающегося парня, потому что в руке он держал пистолет.

— А почему? — спросила Лорри. — Город построили на древнем индейском кладбище… или что?

Он покачал головой:

— Нет, нет. Земля когда-то была хорошей, но ее испортили плохими делами, которые творили злые люди.

— К счастью, я не владею недвижимостью, — заметила Лорри. — Только арендую ее.

— Я живу с родителями, — признался я, словно надеялся, что сей факт показывает, что я никоим образом не связан с пропитанной злом землей.

— Пришел час расплаты, — изрек он.

И, словно желая подчеркнуть весомость его угрозы, с одной из потолочных ламп на серебряной нити спустился паук. Шевелящаяся, бесформенная, восьминогая тень, размером с тарелку для супа, легла на пол между нами и маньяком.

— Стремление отвечать злу злом приводит к тому, что в проигрыше оказываются все, — указала Лорри.

— Я не отвечаю злу злом, — возразил он, не сердито, но с раздражением. — Я отвечаю злу восстановлением справедливости.

— Что ж, это совсем другое дело, — согласилась Лорри.

— На твоем месте, — сказал я маньяку, — я бы задумался, а уверен ли я, что мои деяния — справедливость, а не просто большее зло. По мнению моей мамы, дьявол прекрасно знает, как нас убедить в том, что мы поступаем правильно, когда на самом деле мы выполняем его, дьявола, работу.

— Похоже, твоя мама — женщина заботливая.

— Конечно, — ответил я, чувствуя, что между нами устанавливается контакт. — Когда я подрастал, она даже гладила мне носки.
–

После этого откровения Лорри бросила на меня скептически-тревожный взгляд.

Подумав, что она может принять меня за чудаковатого парня или, того хуже, за маменькиного сынка, я торопливо добавил:

— С семнадцати лет я все глажу сам. И никогда не гладил носки.

Выражение лица Лорри не изменилось.

— Я не хочу сказать, что моя мать до сих пор гладит мне носки, — поспешил я заверить ее. — Больше никто не гладит мне носки. Только идиоты гладят носки.

Лорри нахмурилась.

— Но я не хочу сказать, что моя мать — идиотка, — уточнил я. — Она — чудесная женщина. Она не идиотка, только очень заботливая. Я хочу сказать, что идиоты — другие люди, которые гладят свои носки.

И тут же я понял, что своими умозаключениями загнал себя в угол.

— Если кто-то из вас гладит носки, я не хотел сказать, что вы — идиоты. Я уверен, вы просто очень заботливые, как моя мать.

Теперь и на лице маньяка появилось то же выражение, что и на лице Лорри, и они оба смотрели на меня так, будто я только что спустился по трапу из летающей тарелки.

Лорри, как мне показалось, внезапно сильно огорчила мысль о том, что она скована со мной одной цепью, а вот маньяк, похоже, вдруг подумал, что, в конце концов, одного заложника для его целей вполне достаточно.

Спускающийся паук все еще висел над нашими головами, но тень от него стала меньше, с тарелку для салата.

К моему удивлению, глаза киллера увлажнились.

— Это так трогательно… носки. Очень мило.

А вот в Лорри моя история о носках сентиментальную струнку не задела. Она, прищурившись, продолжала смотреть на меня.