— Ты только добьешься того, что нас убьют, — вновь предупредил я ее.

— Чушь. Они все равно нас убьют. Или ты их не слушал?

— Но твоими стараниями нас убьют раньше, — прошептал я.

И куда подевался мальчишка, готовый ввязаться в межгалактическую войну? Неужто он по-прежнему жил во мне?

Лорри не могла вытащить руку из стального кольца наручников, но смогла вырвать ее из моей руки. И посмотрела на свою так, словно хотела ее вымыть. В карболке.

Когда дело доходит до романтических похождений, я, конечно, могу похвастаться некоторыми успехами, но не вправе считать себя реинкарнацией Рудольфо Валентино[28]. Мне не нужна записная книжка в черной кожаной обложке, чтобы заносить в нее телефонные номера всех женщин, которые стали моими. Мне не нужна даже страничка в этой книжице. Хватит маленького бумажного прямоугольника. Скажем, с клейкой полоской на обратной стороне. Вроде тех, что приклеивают к холодильнику с напоминанием: «КУПИТЬ МОРКОВИ К ОБЕДУ».

А вот тут Купидон поразил меня в самое сердце (аккурат в тот момент, когда меня приковали к самой прекрасной женщине в мире), но я не мог этим воспользоваться, не мог обаять и завоевать ее сердце по одной глупой причине: мне хотелось выжить.

— Мы подождем, пока нам представится возможность вырваться, и обязательно ею воспользуемся, — заверил я Лорри. — Но это должно быть что-то более весомое, чем «срочное женское дело».

— Например?

— Что-то такое, что даст нам шанс.

— Что именно?

— Что-то. Я не знаю. Но что-то.

— Мы не можем просто сидеть и ждать.

— Очень даже можем.

— Мы дождемся только того, что нас убьют.

— Нет. — Я сделал вид, будто анализирую ситуацию, что-то выискиваю, а не просто надеюсь на чудо. — Я жду возможности, которая позволит нам взять верх.

— Ты дождешься только нашей смерти, — предрекла она.

Тут уж я позволил себе поддеть Лорри:

— И что случилось с неустанной оптимисткой?

— Ты ее задушил.

И столько презрения было в этом голосе, что кровь бросилась мне в лицо.

Сидя двумя этажами ниже улиц, по которым бродили злые люди, и окруженные пропитанной злом землей Сноу-Виллидж, мы наблюдали, как Носач, Кучерявый и безымянный маньяк раскладывают брикеты взрывчатки и подсоединяют детонаторы с таймерами к зарядам.

Вы можете подумать, что ужас, который мы испытывали, нарастал с каждой минутой. Так вот, на основе собственного опыта я могу утверждать: если ужас достигает пика, долгое время его выдерживать нет никакой возможности.

Если чудовищную беду можно назвать болезнью, ужас — ее симптом. Как и любой симптом, он не может постоянно проявляться одинаково, то есть проявление его то усиливается, то ослабевает. Скажем, при гриппе человек не блюет целый день и его не несет от рассвета до заката.

Это, возможно, тошнотворная аналогия, но очень даже образная и понятная. Я могу только порадоваться тому, что она не пришла мне в голову, когда я сидел, прикованный к Лорри. Мне так хотелось вновь наладить с ней отношения и положить конец этому давящему молчанию, что я бы, конечно, озвучил эту аналогию лишь для того, чтобы хоть что-то сказать.

Но вскоре выяснилось, что Лорри не из тех, кто долго дуется и копит в себе-злобу. Не прошло и двух минут, как она заговорила, а мы вновь стали друзьями и заговорщиками.

— Кучерявый — слабое звено, — шепнула она.

Я полюбил хрипотцу в ее голосе, но мне так хотелось, чтобы она сказала что-нибудь дельное.

В этот самый момент Кучерявый закреплял пластиковую взрывчатку у основания колонны, поддерживающей потолок. С пластитом он обращался так же непринужденно, как ребенок — с пластилином.

— Мне он не кажется слабым звеном, но ты, возможно, права, — я хотел избежать очередной конфронтации.

— Поверь мне, он — слабое звено.

Работая со взрывчаткой обеими руками, Кучерявый держал детонатор во рту.

— Ты знаешь, почему он — слабое звено? — не унималась Лорри.

— Мне не терпится услышать.

— Я ему нравлюсь.

Я досчитал до пяти, прежде чем ответить, для того чтобы по интонациям моего голоса она не подумала, будто я с ней спорю.

— Он хочет тебя убить.

— До того.

— Что до того?

— До того, как он спросил этого улыбчивого красавчика, сможет ли он меня убить, он совершенно ясно выразил романтический интерес.

На этот раз я досчитал до семи.

— Насколько я помню, — опять же я надеялся, что говорю лишенным эмоций голосом, — он хотел тебя изнасиловать.

— Кого не находят привлекательной, не насилуют.

— Как раз насилуют. Такое случается постоянно.

— Может, ты бы и изнасиловал, — ответила она, — но не большинство мужчин.