Шрифт:
Так писал А. С. Пушкин в 1829 г., готовя к печати “Бориса Годунова”. Спустя столетие похожие чувства охватили булгаковского мастера, который “вышел в жизнь”, стремясь донести до читателя роман о Понтии Пилате.
“Он был дописан в августе месяце, был отдан какой-то безвестной машинистке, и та перепечатала его в пяти экземплярах. И наконец настал час, когда пришлось покинуть тайный приют и выйти в жизнь.
“— И я вышел в жизнь, держа его в руках, и тогда моя жизнь кончилась, — прошептал мастер и поник головой, и долго качалась печальная черная шапочка с желтой буквой «М»”.
“Мастер и Маргарита” и “Борис Годунов” — идейно близкие произведения, их роднит тема совести. В центре “Бориса Годунова” и романа мастера о Понтии Пилате — образ “власть предержащего”, переступившего через невинную кровь и отданного на суд собственной совести.
Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто... едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою.
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда — беда! как язвой моровой
Душа сгорит, нальется сердце ядом,
Как молотком стучит в ушах упрек,
И все тошнит, и голова кружится.
И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда... ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
Преступивший нравственный закон самые жестокие муки может понести по приговору собственной совести.
В “Скупом рыцаре” Барон, обуреваемый стяжательством, признается:
...Иль скажет сын,
Что сердце у меня обросло мохом,
Что я не знал желаний, что меня
И совесть никогда не грызла, совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма,
От коей меркнет месяц и могилы
Смущаются и мертвых высылают?..
Совесть пробуждается неожиданно (“незваный гость”), подталкивает вести долгий разговор с самим собой на неприятную тему о преступлении (“докучный собеседник”), ведет строгий расчет греха и искупления (“заимодавец грубый”) и в образе демонов преисподней мучает преступника.
Интересно, что определения: “незваный гость” (иностранец), “докучный собеседник” (“Вот прицепился, иностранный гусь!”), демон — подходят к булгаковскому Воланду. Это неудивительно, потому что Воланд — тайный ревизор человеческих душ. Он производит ревизию в Москве 1920-х гг., выясняя соответствие людской деятельности нравственным законам, которые установлены не им. Но бесстрастным педантом его назвать нельзя. Воланд — провокатор и искуситель.
Тот, в ком нечиста совесть — жалок. Это значит, что он достоин не столько презрения, сколько — жалости, сострадания, милосердия.
Понтий Пилат оставлен наедине с собственной совестью навечно. Он сидит в кресле на каменной площадке один с собакой посреди скал и не может забыть о казни “бродячего философа и врача”.
“— Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много? — спросила Маргарита.
— Повторяется история с Фридой? — сказал Воланд. — Но, Маргарита, здесь не тревожьте себя. Все будет правильно, на этом построен мир.
— Отпустите его, — вдруг пронзительно крикнула Маргарита...”
Здесь Воланд выступает как расчетливый заимодавец, которому смешны порывы человечности: “Воланд смеялся, поглядывая на Маргариту”. А Маргарита оказалась способна нарушить эту мертвящую расчетливость, пожалев Фриду — гостью на балу полнолуния.
Уже тридцать лет Фриде подают платок, которым она удушила своего ребенка. Она, как и Пилат, отдана на суд собственной совести.
“...Из покинутых Маргаритой бальных зал, как море, слышалась музыка.
— А вот это — скучная женщина, — уже не шептал, а громко говорил Коровьев, зная, что в гуле голосов его уже не расслышат, — обожает балы, все мечтает пожаловаться на свой платок”.
Коровьеву неприятна Фрида. Человек, испытывая муки совести, осознавая глубину своего падения, делает первый шаг к выходу из пропасти. Преисподняя рискует лишиться Фриды.
И Пушкин и Булгаков старательно подчеркивают разницу между собой и героем (“Всегда я рад заметить разность между Онегиным и мной”). Вводится фигура повествователя.
Рассказчик в “Мастере и Маргарите”, видимо, из среды писателей. Он вспоминает чудесную кухню ресторана Грибоедова, наслаждаться которой могли только члены Массолита. По-пушкински живо он описывает яства (тут вспомним ресторанные обеды Онегина) и любит напрямую обратиться к “благородному” читателю.