Шрифт:
“А в июле, когда вся семья на даче, а вас неотложные литературные дела держат в городе, — на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом пятне на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер? Что ваши сижки, судачки! А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? Шипящий в горле нарзан?! Но довольно, ты отвлекаешься, читатель! За мной!”.
Образ рассказчика выстроен М. А. Булгаковым по пушкинским канонам. Он часто принимает, оставаясь самим собой, иные образы, типы личности.
Излюбленный тип булгаковского повествователя — материалист-обыватель, не верящий в сверхъестественное наперекор очевидности, назло всем чертям.
“Наиболее развитые и культурные люди в этих рассказах о нечистой силе, наводнившей столицу, разумеется, никакого участия не принимали и даже смеялись над ними и пытались рассказчиков образумить.
Культурные люди стали на точку зрения следствия: работала шайка гипнотизеров и чревовещателей, великолепно владеющая своим искусством”.
И у Пушкина, и у Булгакова автор-рассказчик говорит о своих героях их языком, становясь на их точку зрения. Говоря о “трижды романтическом мастере”, рассказчик сам становится романтиком. Онегина — светскую марионетку, описывает, кажется, близкий ему по духу разочарованный франт, омертвелый в вихре удовольствий.
Пушкинский роман в стихах открывается в жизнь, в завтра, и герою даруется возможность продолжения духовного пути. Автор не берется объявить окончательный приговор герою.
Роман мастера о Понтии Пилате открывается в реальную жизнь Москвы — 1920-х гг., в жизнь мастера. Роман мастера по-пушкински принципиально не завершен. Мастер знал заранее, какими словами закончит свое сочинение, и закончил его так, как хотел.
Между тем:
“— Ваш роман прочитали, — заговорил Воланд, поворачиваясь к мастеру, — и сказали только одно, что он, к сожалению, не окончен”.
Мастер не решается сам вынести приговор Пилату, судить его человеческим судом.
В финале “Мастера и Маргариты” Пилата милуют высшие небесные силы, а мастер озвучивает приговор и этим завершает свой роман.
Сочинение глав о Понтии Пилате потребовало от Булгакова применения пушкинского принципа историзма.
“Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах — вот чего требует наш ум от драматического писателя”, — сказал автор “Бориса Годунова”.
Как “поэт-историк”, М. А. Булгаков следовал за А. С. Пушкиным. Его мастер — ученый, верящий в поэтическое вдохновение, творческое прозрение. Он верит, что можно “угадать” реальность ушедших событий (“О, как я все угадал!”).
Но не будем забывать, что М. А. Булгаков развивал не простой сюжет из истории Древнего мира, в романе мастера описаны евангельские события. В “христианских мифах” Булгакова привлекала постановка вечных вопросов бытия в их “реальной исторической основе”.
Не стоит, конечно, преувеличивать роль исторического бытописания, описания нравов определенной эпохи в “ершалаимских главах” “Мастера и Маргариты”, как это сделал К. М. Симонов.
“Реальная историческая основа христианских мифов приковывала к себе внимание многих писателей, бывших убежденными атеистами по своему мировоззрению... Принадлежал к ним и Булгаков”.
“Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже взвизгнув от любопытства:
— Вы — атеисты?!
— Да, мы — атеисты, — улыбаясь ответил Берлиоз, а Бездомный подумал, рассердившись: “Вот прицепился, заграничный гусь!”
— Ох, какая прелесть! — вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора.
— В нашей стране атеизм никого не удивляет, — дипломатически вежливо сказал Берлиоз, — большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о боге.
Важное сведение, по-видимому, действительно произвело на путешественника сильное впечатление, потому что он испуганно обвел глазами дома, как бы опасаясь в каждом окне увидеть по атеисту”.
Понятно, что атеист или “сочувствующий” проявил бы больше симпатии и уважения к своим “единоверцам”, чем Булгаков к Берлиозу. Осторожный, увертливый Берлиоз — едва ли не самый неприятный автору и читателю персонаж романа. Наряду с “наушником и шпионом” бароном Майгелем Берлиоз и несет самое тяжкое наказание — лишение жизни.
Атеист Берлиоз сбивает с толку велеречивым знанием источников Иванушку Бездомного.
В своем определении М. А. Булгакова как атеиста К. М. Симонов следовал велениям времени. Некогда всем писателям, в том числе классикам русской литературы, предписывалось быть атеистами. Атеистом считался и А. С. Пушкин.
* * *
“...Булгакову, в отличие от некоторых его критиков, хорошо было известно, что Пушкин собирался написать трагедию об Иисусе, и это не могло не сыграть определенной, быть может, решающей роли в обращении к этому образу, ставшему одним из центральных в “Мастере и Маргарите”, — пишет И. Ф. Бэлза.