— Я. Должна. Идти.

— Я уже сказал, что мы не можем.

— Этого я не потерплю!

Но, может, игра стоит свеч?

— Скажи что-нибудь.

— Зачем?

— Затем! Знаешь, вообще-то тяжело сидеть вот так, прикованной наручником к какому-то придурку, когда тебе очень хочется в туалет. Тем более, я могу поклясться, ты сам хочешь того же не меньше меня.

Мы раскрываем дверь. Она делает свои дела с одной ее стороны, я же — с другой. Наши руки — в железной хватке наручников крепко держатся за дверь — моя лишь чуть выше ее.

— Ну, скажи же что-нибудь.

— Для девочки с довольно богатым опытом скитаний и бродяжничества в подобных местах, ты слишком стеснительная в плане такой естественной вещи, как сходить в туалет. Как ты это делала с кучей таких же малолеток, как ты?

— Пошел ты!

Я покусываю свою нижнюю губу, посасывая сочащуюся из нее кровь, чтобы задобрить неистовый Вирус внутри меня слабоватым железным привкусом собственной крови. Только от этого становится еще хуже. Это лишь дразнит аппетит моего Вируса, а у меня обильно выделяется слюна. Я перестаю издеваться над собой.

Мое сердце все еще качает кровь, она пробегает по венам и питает кислородом мой мозг. Только теперь и этот процесс в руках Вируса. Когда подойдет время его очередного кормления, этот надежный механизм, возможно, лишится самого главного своего компонента — крови. Сколько лет уже мою кровь насилует и использует в своих целях это ненасытное животное! Сколько моей крови он уже сожрал? Мне остается совсем чуть-чуть. А по ту сторону двери стоит мое потенциальное спасение.

— Эй.

— Что?

— Прекрати тянуть за наручник!

Я перевожу на него взгляд. Она права: в своей задумчивости я почти перетянул ее на свою сторону двери.

— Извиняюсь.

— Да уж, будь добр. К чему такое молчание? Ты что, язык проглотил? Сколько можно говорить? Скажи что-нибудь.

— Что, например?

— Да что угодно. Скажи, кто изуродовал твое лицо? Хотя, я не сомневаюсь, что очередь из тех, кто жаждет набить тебе морду, протянется на многие мили.

— Просто одному парню оно не нравится.

— Твое лицо?

— Ага.

— Ну, так ты надерешь ему задницу?

— Еще не думал об этом.

— Ну и ну.

— Что?

— Для такого крутого парня…

— Что?

— Для такого крутого парня, как ты — ты трус, хлюпик!

— Ты что, еще не закончила со своим делом?

— Да ну тебя к черту! Я почти закончила. Не цепляйся ко мне. Лучше давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Как ты попала сюда?

— Здесь есть один проулок, в обход Десятой. Ограда там не заперта. Уитни показала его мне прошлым летом. Проходишь через ворота и оказываешься у входа в подвал. Наверное, где-то два года назад замок сорвали бомжи. С тех пор решетка и отперта.

Мои ноги уже начинают ныть от долгого сидения на корточках. Похоже, я подвернул себе лодыжку, когда спускался по лестнице. Я осторожно перемещаю тяжесть своего тела на здоровую ногу и на секунду теряю равновесие. Наши запястья озлобленно перетягивают друг друга, пока я, наконец, не обретаю его снова. Я хватаюсь за край двери и случайно касаюсь ее пальцев.

— Не трогай меня!

Я молчу.

— Говори!

Господи! Черт тебя подери!

— Почему ты сбежала?

Теперь замолкает она.

— Если, как ты говоришь, твой отец тебя и пальцем не тронул?

— Не твоего ума дело.

— Хорошо.

Тишина.

— Ты что там, опять на себя тянешь?

— Нет.

— Тогда прекрати молчать. У меня от этого мороз по коже.

— Хорошо. Итак, почему же ты сбежала?

— Я уже сказала, не твоего ума дело.

— Прекрасно.

Тишина.

— Какого хрена ты спрашиваешь?

— Да просто так, чтобы ты поскорее закончила там, и я смог разогнуть свои ноги.

Слышен ее смех.

— Разгибай свои ноги, я все.

Некоторое время она роется в своем рюкзаке. Правой рукой в наручнике она держит фонарик, а левой обследует рюкзак. Моя левая рука дергается то туда, то сюда, в такт ее замысловатым поискам.

— Почему ты пристегнул мне именно правую руку?

— Если бы я пристегнул твою левую руку, тебе пришлось бы ходить затылком вперед.

Она пристально глядит на меня.

— Ну, да. Это правда. Мне пришлось бы.

Наши запястья руки ударяются друг о друга.