– К доктору его!

Не дай бог, с арестованным что-то случится! Командир Хан нужен живым, здоровым и способным повторить перед телекамерой все то, что он сейчас наговорил о клике генерала Вэя.

– Живи в тиши, а в Центр грамотки пиши, – пробубнил под нос Великанов, поздней ночью направляя сообщение в далекую Москву, не ожидая особых последствий – информация не представлялась ему сколь-нибудь важной.

…Профессор Савицкий придерживался другого мнения. Он нашел, наконец, тот крючок, на который можно подцепить, а потом вытянуть затаившегося в черных пучинах кракена.

– Ну что, Влад, дождались, – сообщил он оперативному координатору проекта «Барьер-два».

– Странно все это, – произнес Зигмунд фон Рихтгофен. – Все помню в мельчайших деталях. Сорок пятый год, как вчера было.

– Почти семьдесят лет прошло, – произнес Савицкий.

– Возраст… То, что было вчера, тут же смазывается в памяти и становится несущественным. А давние победы и поражения будоражат кровь, подменяют реальность. Вот так люди становятся воспоминаниями о самих себе. Наверное, это и называется – жить прошлым, – с некоторой грустью произнес старый нацист.

Влад вытащил из нагрудного кармана рубашки белоснежный платок и протер вспотевший лоб. Кондиционер в помещении работал слабовато и не мог побороть хваленую европейскую жару.

Лето в Европе выдалось на редкость знойное. Солнце немилосердно жарило, заставляя жителей воевать с жарой при помощи кондишнов и льда из холодильников. Народ купался в фонтанах, изнемогал от зноя. Каждый день, как сводки боевых действий, по телевизору сообщали, сколько еще человеческих жизней унесло глобальное потепление. У многих не выдерживало сердце.

В доме Рихтгофена в небольшом бельгийском городке Жюме не было и следа старческой затхлости. Здесь царил идеальный порядок. Современная мебель, больше похожая на офисную, никак, казалось, не соответствовала званию профессора истории, самого пришедшего из другого, легендарного времени. Старых вещей не было вообще, если не считать тысяч книг; некоторые были закованы в благородные доспехи из сафьяновой кожи и украшены золотым тиснением. Они приютились на металлических полках в библиотеке, одновременно служившей и залом для приемов званых и незваных гостей.

Русича и Савицкого бывший гауптштурмфюрер СС принял довольно радушно. Он помнил некоторые давние обязательства перед советскими спецслужбами, не раз выполнял поручения советской разведки. Вот и теперь дисциплинированно согласился на встречу. Немцы старого поколения обычно верны своим обязательствам до гроба. Хваленая протестантская этика.

Он выглядел гораздо моложе своих девяноста с прицепом годков и обладал поразительной ясностью мысли и четкостью формулировок. Был по-военному подтянут, сухощав, с морщинистым, но каким-то упругим лицом. И только руки подкачали – плотно обтянутые кожей, узловатые, будто ветви дерева, немножко дрожащие. Да, старый нацист держался молодцом.

– Я отлично помню, как кончилась моя служба на благо рейха. До сих пор ощущаю кислый вкус во рту и вату в ушах, когда меня накрыло взрывной волной.

Посланцы «Пирамиды» были прекрасно осведомлены об этой истории. Савицкий дотошно изучил показания бывшего гауптштурмфюрера СС сотрудникам НКВД. Там и упоминалось о мандале желания – артефакте из груза, который оберфюрер Лиценбергер пытался спасти в последний для него день войны.

– Как же я был молод, – как-то ностальгически улыбаясь, произнес Зигмунд фон Рихтгофен. – И глуп.

– Вас тяготит ваше нацистское прошлое? – полюбопытствовал Влад.

– Нисколько. У каждого свой путь… Да и чертовски хорош на вкус был тот колдовской напиток, которым нас щедро опаивал фюрер.

– Что же это за напиток такой? – спросил Савицкий.

– Громовой коктейль из идей. В его основе три ингредиента: чувство превосходства – твоей нации и твое собственное, ощущение силы и избранность. У кого угодно голова пойдет кругом.

– Да, головы немцам тогда закружили хорошо… – усмехнулся Савицкий. – До полной потери ориентации.

– Верно… Иллюзии утрачиваются со временем. Но тогда я был полон энтузиазма. Вам, молодым, трудно осознать, каким был мир тогда. Время титанов. Гитлер пришел, когда мы изголодались по большим идеям и честному служению. Вы не представляете, какое это ощущение – ежедневно жить с чувством национального унижения. В результате Первой мировой войны Германия была не просто поставлена на колени и ограблена до нитки. От нее не просто оторвали обширные, исконно германские территории. Немцам постоянно плевали в душу. Все: интриганы-англичане, торгаши и скряги-французы; даже пустые, как картонная коробка, спесивые поляки. И тут появляется вождь, который разбивает каторжные оковы. Вытягивает народ из нищеты – при Гитлере был бешеный рост экономики, куда там современному Китаю! И дает цель – мы лучше, мы должны властвовать над этим гнилым миром, который еще не раз пожалеет о причиненных нам обидах!