Позже, уже лежа в своей комнате, заливаясь слезами страха за дите и упиваясь горечью обиды, она слышала, как муж приступил к домашнему расследованию. А затем последовала и скорая расправа, судя по воплям юных преступников из кабинета. Неужели он их бьет? На сей раз у нее не возникло желания заступаться.

Между тем нежданный приезд бабушки, соскучившейся по внукам, поверг этих самых внуков в священный ужас. Наказание отца казалось просто жалкой прелюдией к тому, что последует от бабушки. Так и случилось. Агриппина Марковна, едва ступив на землю, тотчас ухватила обоих и увела прочь от дома, чтобы пострадавшая не слышала звуков расправы. Часа через полтора они вернулись, тихие и кроткие, ужасно несчастные, и забились в свои кровати даже без ужина. Вера, прокравшись к братьям, безуспешно пыталась узнать, из чего состояло наказание. Их молчание повергло ее в трепет. Сама же Вера, узрев бабку и Миронова, тотчас бросилась в комнату мачехи и стала всячески помогать и ухаживать за ней, чтобы, не дай бог, и ее не обвинили в злонамеренности.

– Как думаете, Николай Алексеевич, обойдется? – спросил зять у доктора, когда все поутихло, а дети и женщины улеглись спать.

Они стояли на террасе и курили в теплой ночной тишине.

– Что именно? – неприязненно спросил Миронов, прихлопнув на щеке комара.

– Как что? – опешил Извеков. – Падение злополучное отразится на исходе родов?

– Не только падение! – Николай Алексеевич явно настроился использовать случившееся для выяснения отношений с зятем.

– А что еще вы имеете в виду? – Вениамин Александрович закурил очередную папиросу.

Судя по тону тестя, разговор предстоял долгий.

– А то я имею в виду, любезный Вениамин Александрович, что просчитался я, опростоволосился на старости лет, позволив дочери за вас выйти! Не любите вы ее, не жалеете, детям позволяете мучить Олю! А ведь она вас так любит, нет, просто обожает! Не по-христиански, не по-мужски поступаете!

– Хоть вы и прекрасный доктор, господин Миронов, но тут вы ошиблись в диагнозе! – зло вскричал Извеков. – Сегодняшний случай – именно случай, и более ничего! Я отношусь к Ольге, как должно относиться мне в моем положении…

– Вот, вот! – перебил его Миронов. – «Мне… В моем положении…» Все только о себе! Чудовищный эгоизм! Душевная жестокость! То, что вы известный романист, никоим образом не выделяет вас среди других объектов любви. Миллиарды людей на планете любят друг друга просто так. Просто любят! Без чинов, званий, денег, известности! И моя бедная дочь достойна настоящей любви! А не подачек, которые вы ей бросаете!

– Это вы уж слишком! На вас неприятности повлияли, вы возбуждены и агрессивны, доктор! Да еще эта старая ведьма вам наговорила про меня, как всегда, черт ее принес!

– Вовсе нет, я давно за вами наблюдаю и хотел вам высказать, да не приходилось к случаю.

Они сухо разошлись, не пожав рук и не пожелав друг другу спокойной ночи. На другой день Оля с испугом заметила, что отец и муж не разговаривают.

– Папа, что произошло между тобой и Вениамином?

– Я счел своим долгом высказать твоему мужу собственные соображения на предмет ваших отношений.

– Бог мой! – простонала бедняжка.

Перед ее взором всплыла знакомая картина: Агриппина Марковна зло и яростно обличает зятя, стремясь опорочить его в глазах своей дочери.

Девочка родилась быстро, почти без мучений. Роды принимал старенький доктор, коллега отца, которого тот специально позвал для этого случая. Ожидая, пока все произойдет, Николай Алексеевич топтался под дверью спальни. Последний раз вот так же он томился, ожидая на свет свою Олю. Несколько раз подходил Извеков. Прислушается, отойдет к себе в кабинет. И всякий раз выходит оттуда все более и более умиротворенным. Один раз Миронов даже ринулся вслед за ним и успел заметить блеск стекла, мелькнувшего за дверцей шкапчика.

– Попиваете? – Доктор блеснул очками. – Страшно?

– Нет, я привык, много раз переживал подобное с Тамарой. – Извеков осекся. – А что до этого, – он мотнул головой в сторону спрятанной бутылки, – так то никого не касается, и вас в том числе, уважаемый тесть!

– Как знать! – Миронов вышел, сердито хлопнув дверью.

У него были дурные предчувствия, и они оправдались. Когда вынесли ребенка и они с опытным коллегой стали осматривать девочку, им сразу стало ясно, что ребенок – не жилец. Миронов застонал и сел, обхватив голову руками. В комнату, обустроенную под детскую, вошел Извеков.

– Вот! Полюбуйтесь! – вскричал Николай Алексеевич. – Вот плоды вашего пьянства! Больной, безнадежно больной ребенок!

– Что вы мелете! Как вы смеете мне такое говорить! – взревел Вениамин Александрович и бросился к новорожденной.

Та тихо попискивала, кривя махонький ротик. Крохотное красное личико искажала гримаса то ли боли, то ли неосознанной смертной тоски некрещеной души. Извеков отпрянул от дочери.

– Ложь, злобный навет! Посмотрите, ведь у меня есть и другие, здоровые дети! Что вы на это скажете?