— Тогда найдем деньгу, — твердо сказал я. — Будет ему серебро, и не одна сотня, а если сделает все как надо, то и еще столько же. Но вначале надо бы повидаться и поговорить — мало ли.

— Коль так, то он в лепешку расшибется, а все, что требуется, сделает, — заверил меня Игнашка. — А повидаться само собой. Чрез час он у тебя на подворье будет. — Но, не утерпев, добавил: — Мыло, конечно, похужее меня будет, но в наших делах толк ведает.

— Какое мыло? — не понял я.

— Кличут его так. Он и впрямь сызмальства мог без мыла в любую задницу влезть, потому так и прозвали, — пояснил Игнашка и предупредил: — Среди сурьезного народца его хошь и кличут Кузьмичом, но ты с ним не больно-то рассусоливай, ежели что. Да и величать так-то ни к чему — невелика птица, чтоб отечество его поминать. Прошка, и все тут.

Всего через час, даже меньше, передо мной сидел весьма солидный мужчина с аккуратно расчесанной бородой и блестящими от елейного масла русыми волосами. Он и одеждой ничем не отличался от купца, да и говор имел точно такой же — степенный, неторопливый.

Пообщавшись с ним, я решил не пользоваться последним советом Игнашки. Что-то мне подсказывало — даден он был скорее из чувства подспудной ревности, и других причин не имелось.

Да и несолидно это — величать своего главного эмиссара по кличке.

Словом, едва Игнашка удалился, я все переиначил. И как в воду глядел — Мылу чертовски пришлось по душе то, что эдакая значительная особа, как князь, да еще и учитель царевича, обошелся с ним столь уважительно.

А уж когда я, наливая себе горячего сбитня, совершенно машинально на правах хозяина налил доверху и вторую кружку, поставив ее перед ним, он окончательно растерялся от подобной чести, оказываемой ему, а опомнившись, пришел в неописуемый восторг.

От избытка нахлынувших чувств у него даже увлажнились глаза.

Короче, пробрало мужика не на шутку, хотя он это всячески скрывал. Но уважение не помешало ему отнестись к финансовым вопросам серьезно и тщательно:

— Ежели по сорока рублев в месяц, то за полгода это будет…

— Двести сорок рублей, — подхватил я. — Довелось мне слыхать, что тебе нужно побольше, но если только управишься и все раздобудешь, то обещаю, что помимо этого получишь еще столько же, то есть всего у тебя выйдет полтысячи.

— А коль поранее управлюсь, месяца за три? — поинтересовался он. — Тогда, выходит, что помене, потому как…

— Тогда выходит поболе, — перебил я его. — Сколько бы ты там ни пробыл, при условии, что все сделаешь, — по сорок рублей за все полгода отдам. Словом, пятьсот рублей твои, а если и впрямь пораньше добыть успеешь, еще и сверх того наделю.

И уже со следующего дня Пров Кузьмич переехал на подворье Малой Бронной слободы, приступив к занятиям вместе со всеми ребятами.

Правда, для него была только практика работы в казино — не в тех он годах, чтоб осваивать рукопашный бой и прочие стрелковые и «ударно-метательные» науки.

Зато что касается работы крупье, то весь квартет, включая Кузьмича, занялся учебой сразу, едва только высохла краска на первом из трех столов. Правильно кидать шарик они научились быстро, а вот с оценкой выигрышей пришлось повозиться.

На то, чтобы освоить, сколько денег надо выплачивать за ставку в номер и за сплит, за троицу и за каре, за стрит и за линию, за дюжину и за колонку, каковы минимальные ставки на больше — меньше, на красное — черное и на чет — нечет, ушло почти две недели.

Зато я мог быть доволен — вызубрили все до автоматизма, так что от зубов отскакивало.

Разумеется, пришлось их погонять и на практике, но на сей раз с привлечением остальных из числа охраны, которые изображали посетителей.

Ставки делались новенькими фишками. К этому времени мне уже изготовили чеканы, с помощью которых сами ребята нашлепали из мягкого сплава — специально консультировался у литейщиков колоколов о пропорциях — кучу небольших монеток.

На аверсе [8] у них было изображение все того же голубя, символизирующего святого духа, держащего в клюве монету, к которой протягивал руку нарядно одетый шляхтич с довольной улыбкой на лице. На реверсе шляхтич отсутствовал — только птичка и денежки в ее клювике.

Каждая сотня из отчеканенной тысячи была окрашена в разный цвет. На самом деле оттенков красок имелось куда больше, но, чтобы не было похожих, пришлось ограничиться десятью.

Для готовности к возможным эксцессам каждый вечер «крупье» из числа свободных изображал неудачливого игрока, который с горя начинает буянить. Пара охранников должна была с помощью уговоров угомонить буяна и вежливо вывести из зала, а потом из дома.

Приемы рукопашного боя допускались только в самом крайнем случае, но и то исключительно на удержание, чтоб никакого мордобоя не было и в помине.