Дмитрий, приосанившись, вновь, на сей раз с гораздо большим величием, склонил голову, после чего я, ответив вежливым поклоном, направился в нашу с Квентином комнату.

«Говорят, что умирать хорошо, спасая жизнь другому, — подумалось мне. — Кажется, у меня сегодня появилась возможность это выяснить. Жаль только, что ценой собственной жизни. Как-то дороговато за удовлетворение простого любопытства. Но тут уж деваться некуда».

Или… есть куда?..

И мне припомнилась фляжка.

Достав ее из сундучка, которым успел обзавестись, я откупорил баклажку и понюхал. Доверия аромат не внушал. Явно не амброзия и не нектар. Скорее уж похоже на…

Я взболтал, вновь недоверчиво понюхал и содрогнулся.

— Брр… — Меня передернуло.

Но деваться было некуда. И вообще, главное, чтоб не стошнило во время приема, а если и не поможет, то хуже все равно уже не будет.

Я затаил дыхание и сделал ровно три глотка.

— Больше не вздумай! — строго-настрого остерегала меня Марья Петровна, вручившая этот настой, а медикам, пускай и средневековым, надо доверять.

Правда, как оно действует, бывшая ведьма так толком и не пояснила. Лишь туманный рассказ о том, как оно якобы выжимает из человека все силы, словно концентрируя их в единый кулак, и может изрядно помочь, если впереди ждет яростное сражение или бой.

— Вот токмо потом станет худо, — сразу предупредила она. — Не любит Числобог [80] , егда человек в его вотчины влезает. Не по нраву ему оное, потому и мстит. Больно мстит.

При чем тут неведомый Числобог, я так и не понял, да и интересовал он меня в последнюю очередь. Тут главное, чтоб помогло, интересно только чем и как, а уж потом можно чуток и помучиться.

Надо сказать, что результат выпитого — между прочим, на вкус зелье оказалось не столь уж и противным — я почувствовал спустя всего пару минут после приема.

Уже когда я стоял на лестнице, ведущей вниз, меня так шарахнуло по голове, что я невольно пошатнулся, ухватившись за перила, и застыл, дожидаясь, когда приду в себя.

Перед глазами плыло, в ушах звенело. Я даже решил было, что переборщил, но спустя минуту понял: ничего подобного.

В самый раз.

Легкий хмель куда-то исчез, точнее, перешел в иную ипостась, сменившись резким приливом сил и необычной остротой зрения — стали отчетливо заметны даже все лапки паука, раскинувшего свою сеть в дальнем темном углу.

Собственное тело стало напоминать некую пружину, которая пока пребывала в сжатом состоянии, но чувствовалось, что в любой момент она готова распрямиться до отказа — только свистни.

Более того, движения окружающих почему-то стали казаться плавно-замедленными, напоминающими кадры, когда телевидение повторяет острые моменты во время футбольных матчей.

Словом, пробрало по полной программе.

Единственное неудобство — доносившиеся до меня голоса тоже стали тягучими. Это напоминало детство, когда я ради смеха ставил на старенький проигрыватель, хранившийся в доме моего деда, пластинку на сорок пять оборотов и прослушивал ее на скорости тридцать три.

То есть понимать-то, что мне говорят, я понимал, но с трудом.

Учитывая, что моя речь тоже могла показаться народу несколько непривычной, на все вопросы я смущенно пожимал плечами, а на советы — утвердительно кивал, стараясь сделать это помедленнее.

Как ни удивительно, но оказалось, что желающих мне победы предостаточно.

Я не говорю про Дмитрия, Квентина и Огоньчика. Но ко мне помимо них подошло сразу двое бояр и еще троица воевод.

Кроме того, что-то столь же тягучее выдавили из себя Адам Дворжицкий, Адам Жулинский и Неборский, а ксендз Савицкий предложил отпустить мне грехи.

Перед самым началом поединка мне даже стало капельку жалко надменного шляхтича. Все-таки, что ни говори, а принятый мною чудо-допинг — иначе назвать зелье Марьи Петровны не могу — урезал его шансы на победу до минимума.

Рисковать я не стал, хотя соблазн обуревал, и играть со Свинкой как кошка с мышкой не отважился, а потому все разрешилось уже на первых секундах боя.

Легко уклонившись от его замедленного выпада, который в моем обостренно-ускоренном восприятии выглядел столь же заторможенным, как и движения остальных людей, я сместился влево и наотмашь рубанул по незащищенной бычьей шее.

Бил по всем правилам, с оттяжкой, так что пусть и не срубил голову вовсе, но как минимум наполовину от туловища ее отделил.

Дело не в силе, которую настой, кстати, ничуть не увеличил. Просто при ускорении удара вдвое его сила автоматически увеличивается в десять раз. Получилась своеобразная наглядная демонстрация на практике одного из законов физики.

Рубанув, я даже не оглянулся, чтобы удостовериться, жив ли еще этот ляшский наглец. И без того было понятно, что после таких ударов не выживают. Да и неприятно было смотреть на такое обилие кровищи.