Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6
вернуться

Юницкая Марина
Шрифт:
* * *

2

Река течёт себе, не зная, из-за чего окрестный лес порой шумит, себя терзая, словно в него вселился бес. И лес стоит, не понимая жизнь рек, что точат берега — куда по ним к началу мая уходят талые снега? И сам я тоже, тоже, тоже постичь не в силах ни-че-го. Смотрю на мир — и сердце гложет непониманье тайн его…
* * *

3

Вода стоячая — зеркальна и неподвижна с давних пор, её частицы не сверкали, свергаясь вниз с высоких гор. В ней нет желанья мчаться к устью, спеша безудержно вперёд. И, наполняя душу грустью, над ней — дух гнилости плывёт. Она давно болотом стала, в котором жизни гул затих, словно душа, что перестала страдать и плакать за других.
* * *

4

Легла на землю мгла тенистая, ни лист не дрогнет, ни трава. Вода и воздух пьют неистово коктейль ночного колдовства. Вода влечёт к себе магически, словно она — гипнотизёр, и ты тревожишься панически, но отвести не можешь взор. Борясь со страхом, ты решаешься и, дождь волос собрав в пучок, идёшь к воде — и погружаешься в блестящий Космоса зрачок.
* * *

5

Там, где речка свои воды от чужих скрывала глаз, обезумев от свободы, мылись девки в ранний час. Без купальников, нагие, веселились стайкой фей… И на их тела тугие — я глядел из-за ветвей. Ни ресницы, ни деревья не скрывали сладкий вид… …Было, было, было время, когда очи знали стыд!
* * *
Какая во всём ненадёжность! И бренность какая! Рассыпались камни дорог, что носили Тукая. Урал обмелел. И увязла в скоплении ила та лодка, что прежде Тукая по водам носила. С чего ж земной шар, что обязан вкруг Солнца кружиться, под весом Тукая, как будто сухарь, стал крошиться? Ведь в мире подлунном не может быть лёгких поэтов, поскольку поэты — несут на себе тяжесть света. На Волгу родную Тукай попытался вернуться, надеясь, что камни Казани под ним не прогнутся. Там поднял на плечи Вселенную, и — в то же время земля расступилась под ним, не сдержав это бремя… Но, бросить не в силах просторы, что так хороши, осталась летать над землёй его птица души, которая, к счастью, отныне сиротства не знает и, встретив горячее сердце, гнездо в нём свивает.

ДиН гостиная

Анатолий Аврутин

Всё ничейно… Поля? — Вот те на… А по-русски выходит «поляна». И высокое слово «страна» На две трети читается «рана». Сердце Родины. Ширь да подзол, Хоть в подзоле всё чудится злое. Это кто к нам с небес снизошёл? «Снизу шёл»… Остальное — пустое… Всё рыдали княжны в теремах, Расшивали рубакам рубаху. Ох, Владимир ты свет Мономах, Что ж преемники дали-то маху? Сколько взгляд ни мечи из-под век — Лишь устанут набрякшие веки, А тут всё не поймёшь — «человек»: О челе или, может, о веке? Так вот, мучась, уйдём навсегда В мир, где больше ни боли, ни бреда, Помня — русское слово «беда» Всё ж две трети от слова «победа»…
* * *
Старик должен жить со старухой (Иначе всем сказкам конец), — Сварливою и тугоухой, Твердящей, что он — не жилец. Старик должен шаркать по скверу, С газетой на лавке сидеть, А если и выпить, то в меру, Чтоб в рюмочке было на треть. Старик должен к первому снегу Взбодриться… Мол, дожил опять. И в женщине видеть коллегу, Анализы с ней обсуждать. И, шаркнув ногой старомодно, Старик должен к ручке припасть, Когда с этой дамой дородной Уже наболтается всласть. Точнее, не к ручке, а к длани… И прежде, чем грузно присесть, Оттенок забытых желаний В глазах благодарных прочесть.
* * *
Хватаю газету, листаю программу: Какое-то шоу, потом — мелодрама… А мне бы другое средь хмурого века — Мне что-нибудь вроде «Найти человека»… Чтоб люди рыдали… Чтоб слёзы по лицам… Чтоб мог бы и я, не стыдясь, прослезиться. Да чтоб домочадцы не поняли — плачу Я не потому, что смотрю передачу. Мне просто иначе бы сил не хватило Припомнить, как ты навсегда уходила…