Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6
вернуться

Юницкая Марина
Шрифт:
* * *
Не пустая угроза, Просто очень грущу. Кроме Деда Мороза, Никого не пущу. Я люблю его посох, И волшебный мешок, И искрящийся воздух, Что слетает со щёк. Хоть и хитрый он парень, Да не вредный зато. Как стеклянный боярин, Он садится за стол. Смутно в небе самарском Проплывают в пурге Ананасы в шампанском, Шоколадки в фольге. Дед, не будь сатаною, На душе холодит. Вся Россия со мною На мешок твой глядит. Не печаль её, парень, Виду не подавай. Улыбнись ей, боярин, Наливай, наливай.
* * *
Один лишь раз в судьбе непышной Я небеса поцеловал. Пусть с журавлём промашка вышла, Зато журавлика поймал. Он, свыкшись с долей неизбежной, Живёт в кармане много лет. Он маленький и очень нежный, Ни у кого такого нет. Он подрасти уже не смеет. Угрюмым небом позабыт, Курлыкать вовсе не умеет, Зато немного говорит… Пуглив, как чиж, всегда взволнован, Он — Маугли наоборот. Он сам не знает, для чего он На свете, собственно, живёт. Безгрешна в мире многогрешном, Кому душа его нужна?.. Я б объяснил ему, конечно, Да сам не знаю ни хрена.
* * *

Кавказский пир-96

Эта водка, что «Русской» зовут, Видно, самая горькая в мире. Прокати нас на танке, Махмуд, У тебя в гараже их четыре. Мясо белой овцы на столе Аппетитною горкою тает. Всё равно в полупьяном Кремле Нас никто за людей не считает. Правда по небу пишет крылом, Белый день письменами усеян. Только — чур, не стрелять за столом, А не то и пожрать не успеем! Много ты пострелял на веку, Но и мы повидали немало. Ты скажи своему кунаку, Чтоб убрал свою руку с кинжала. Мы летим на двуглавом орле. Будто внове. Но это — не внове… Прав писатель: «Россия во мгле». А заря не бывает без крови.
* * *
В могиле неизвестного поэта, В которую мы ляжем без имён, Мерцают рядом свечка и комета, Сроднившиеся в громе похорон. Мы не прошли в анналы и в журналы. Живя в тени, мы не отвергли тень. Мы ляжем здесь — одни провинциалы Из русских городов и деревень. Смеясь, плутаем вдаль путей-дорожек И крошим хлеб печали и страстей. И, как ни странно, этих малых крошек Хватает на прокорм России всей…
* * *
Женщина над человеческой бойней С красным крестом на груди, Перекрестись, если это спокойней, Смилуйся, не уходи. Очередь справа — фонтанчики пыли. Жизнь дешевеет в бою. Выдумай так, чтоб меня не убили, Спрячь меня в сумку свою. — Я за тебя помолюсь и поплачу, Ангел мой с пулей в крыле. Я тебя спрячу, конечно же, спрячу И в небесах, и в земле.

ДиН гостиная

Леонид Сафронов

Виктору Астафьеву посвящается…

Тяга

Как над сёлами космос засвищет, Так согнувшись от тяжких вериг, Что-то во поле бродит и ищет Синим светом обросший старик. Раз набрёл на лихую ватагу — Не народ, а сплошной матерьял. «Что ты ищешь?» «Небесную тягу На земле, — говорит, — потерял». Отвалили ему полковриги; С голодухи и хлеб — колбаса: «Ты бы сбросил, — гогочут, — вериги, Легче станет попасть в небеса!» Тут такая в них тягость попёрла, Подхватить не успели кошли, Всей оравой по самое горло В ненасытную землю ушли. И не могут сработать ни шагу Из неё ни назад, ни вперёд, Чуют носом небесную тягу, Да земная за горло берёт.

Человек

В страхе землю озирая У истоков древних рек, Бродит изгнанный из рая Самый первый человек. Утучняя сладкой пищей Плоть свою — земную персть, Бродит он и способ ищет Двери райские отверсть. Но не думай, вор, о краже — За святой рекой Евфрат Херувим стоит на страже У закрытых райских врат. Он вращает по округе Огнедышащим мечом. От меча бежит в испуге Человек, бренча ключом. И, споткнувшись, вязнет в дверце Рыжих пойменных болот И в тоске срывает сердце — С древа жизни райский плод.
* * *

Казаки

Мимо Дона тихого, Мимо Дон-реки Ехали угрюмые С фронта казаки. Грозный ветер с севера С воем в спины дул, На седле под буркою — Мёртвый есаул. Кровь лампасом выцвела На виске седом… Краснозвёздным выстрелом Выбит белый Дон.
* * *
По другому берегу Мимо Дон-реки Ехали суровые С фронта казаки. Бился под копытами Мировой пожар… На руках товарищей Мёртвый комиссар. Пуля кровью вышила На груди кумач… По-над Доном слышится Материнский плач.