После 1986 года было осознано, что этим делом надо заниматься, и заниматься серьезно, но сразу выяснилось, что это сумасшедшие деньги. Тогда было три пути, как можно этим заниматься, и мы все эти три пути использовали. Во-первых, надо было получить западную базу данных, которая у них была накоплена за восемь лет работы. Во-вторых, попробовать вести работы для советских реакторов на западных установках, которые уже были созданы для этих целей. Но эти два пути могли реализоваться только при одном условии: мы должны были быть для них интересны, чтобы они нам позволили получить свои базы данных, очень дорогостоящие, и дали возможность работать на их установках. Тогда мы им предложили "в обмен" суперкритические работы, суперкритические эксперименты, которые по многим причинам: и профессиональным, и другим, — на Западе сделать не могли. Это были, например, опыты по расплаву активной зоны, исследования, как ведет себя бассейн, из которого вылезла ловушка активной зоны, суперработа по водородной безопасности: у нас были очень хорошие установки из военной промышленности, так что мы могли взрывать, детонировать и так далее, и мы у себя организовали вот эти работы".

Вопрос журналиста:

— То есть стали экспериментальной площадкой для отработки технологий?

Ответ В. Асмолова на экране:

"Нет, не так. Мы использовали. Нам нужно было вести эксперименты на их имеющихся установках, и мы им сказали: это кооперация. Это — чистая кооперация, и мы готовы взять на себя вот этот участок работ. Я это называю по-английски очень просто: "brain shared, cost shared, capability shared" и прочее. Разделенные вложения. При этом не скрою, мы их не однажды обманывали, особенно после 1991 года, когда деньги "из Советского Союза" кончились. Я приходил к ним и говорил: вот, есть такая программа, я готов ее вес-ти. У меня неограниченное количество российских денег. Готовы вы принять участие в этой программе? Добавьте свой вклад — и вы будете получать результаты. Если вы вложите эквивалентный вклад, у нас будет совместная программа, мы будем вместе конструировать и так далее. Уже зная, как мы умеем работать, они на это шли, вкладывали свою половину в эти работы, и я за эту половину делал все работы — и для себя, и для них.

Ну, не совсем это так, потому что мозги наши оставались, установки оставались наши, в которые мы еще при Союзе вкладывались, но так называемая интеллектуальная собственность — она ничем и сегодня не оценивается.

Кстати, я считал, что я их и не обманываю вовсе, потому что результат был общий. Результат был и для нас: сегодня в этой области наша команда продвинулась исключительно здорово вперед, и мы задаем тон на мировой арене.

К сожалению, по ряду других вещей, которые касались структурирования, проектирования установок, работы стояли до 2000 года и начались только в 2000 году с Волго-Донской станции.

Правда, еще до этого они были инициированы экономически неоправданными контрактами с Китаем, Индией и Ираном. Эти контракты принесли один убыток, но дали подняться нашим проектно-конструкторским организациям и поэтому были абсолютно оправданы. Когда теперь все говорят: да как можно было за эти деньги… — а никаких других денег не было! Если ты сидишь на окладе 100 долларов в месяц, перейти на 250 уже хорошо. А на сегодняшний день эти работы позволили нашим проектно-конструкторским организациям выйти уже на 600–700 долларов. Сейчас это кажется уже "не деньгами" — жизнь дорожает все быстрее, но в конце 1990-х — начале 2000-х это были очень неплохие деньги для государственной работы".

Ведущий (юрист, 28 лет):

— Еще я хотел бы, чтобы вы услышали Панфилова А. П.,заместителя начальника управления ядерной и радиационной безопасности Росатома:

"…после Чернобыля был образован специальный Институт безопасного развития атомной энергетики — ИБРАЯ. Он находится в системе РАН в системе Академии наук и отметил несколько лет назад свое 15-летие. Он работает по развитию научной базы обеспечения безопасности, интегрирует многие аспекты безопасности. В Обнинске после аварии на базе медицинского радиологического центра Академии медицинских наук образован Российский радиационный апедиологический регистр, который ведет наблюдение за здоровьем населения, ликвидаторов и работает успешно вот уже почти тоже 20 лет. В нашей отрасли созданы специальные структуры, так называемые аварийные технические центры, головным из которых является Петербургский центр, и всего таких центров в отрасли пять. Это профессиональные аварийные формирования, то чего не было в 86 году".

— И город стал еще краше, — юродствует молодежь.

— Ив его развалинах появились тени, призрачные ночью и прозрачные днем, — кто-то произносит модную в нашем кругу цитату из Р. Толкиена.

Что тут сказать? Уходящие атомщики выиграли свой бой, и время пришло за нами.

— Люди, вам скучно? Привыкли играть?

— Нет, что вы…

Но после перерыва молодежь частично рассосалась.

— И тема какая-то слишком абстрактная, не запишешь ее и не продашь — заявил молодой пиарщик и попрощался.

Ведущий (юрист, 28 лет):

— Ну вот, обыватели поразбежались. Теперь можно и серьезно поговорить за безопасность Даю слово на экране Василенко Е. К.,начальнику отдела радиационной безопасности УС-605 в Чернобыле:

"До трагедии в Чернобыле персонал, дозиметристы различных предприятий практически не контактировали друг с другом. Все работы по дозиметрии велись в те времена с грифом "секретно". И встречались мы очень, очень редко, и плохо знали друг друга. В Чернобыле произошло как бы слияние "дозиметрической хартии", дозиметрической группы. Практически все дозиметристы со всех предприятий побывали в Чернобыле, потому что их было не так уж много, и в ту или иную смену каждый был в Чернобыле. Там мы перезнакомились, выявились, конечно, различия в уровне подготовки, в уровне техническом, в уровне знаний различных предприятий, различных организаций. Но в Чернобыле существовало одно, на мой взгляд, очень хорошее правило: приезжал человек в Чернобыль, говорил, что он кандидат наук, что он работает в области радиационной безопасности, но его сначала ставили дозиметристом простым. Он начинал работать как простой дозиметрист по проведению измерений в тех условиях. Дальше уже смотрели, как человек покажет себя. Те грамотные специалисты, люди, которые могли организовать работу, могли повести за собой других, — они быстро продвигались и в дальнейшем получали более ответственные должности, ну а люди, которые имели низкую квалификацию, так и продолжали работу лаборантами-дозиметристами. Кстати, для них тоже Чернобыль явился хорошей школой, которая позволила повысить им свою квалификацию, знания, опыт в этой области.